Я тебя никому никогда не отдам

– Нет, что ты! К нему заходить было строго- настрого запрещено, и разговаривать тоже. Дак вот, у него в сапоге брусок деревянный лежал. Он его достанет, уставится куда-то в точку… Глаза-то и так узкие, а тут в ниточку вовсе, и косят. И стучит все, стучит по бруску. Я у него все-таки спросил: зачем ты все стучишь-то?

– Как это ты, дед, спросил? Он же японец.

– Японец, а я-то на курсы толмачей ходил.

– И по-японски знаешь?

– Раньше-то много знал, а сейчас забыл. Нас грамоте-то не учили, только балакать по-ихнему, понимать, что они говорят. У нас народ все разный был, в конце войны мужиков-то мало осталось, набрали всех подряд: и узбеки, и осетины, и грузины, татар много было, все по-русски еле-еле понимали. Вот мне и пришлось как командиру, хоть и школу еле кончил по грамотности. И ведь дружно все жили, одной семьей, молодых-то берегли, а не то чтобы какая дедовщина. А ведь тогда в армии-то семь лет служили, и ничего, не жаловались. Только бы мир был… Навоевались досыта… Да-а…

– Так что он ответил?

– Кто?

– Ну, японец, самурай…

– А, японец-то… Да ничего, рявкнул только, как зверюга, да как треснет по бруску, и в щепки… Караульный прибежал… «Рапорт, – кричит –напишу!» Я ему: – «Пиши, пиши!». А утром уже самурая не было в клетке. Я тебе про что рассказывать-то принялся?

– Про психическую атаку, как на руках победить, главный секрет.

– А-а, да. Главный-то секрет и есть в глазах. Как сядете напротив друг дружки-то, ты на него и смотри. Нагло так гляди, но не нахально, а уверенно. И глаз не отводи. Жди, пока он отведет. Отведет, будет на руки смотреть, – считай, уже победил. Не отведет, ответит глазами. Значит, сурьезный соперник. Но ты и тут не робей. Рукой силу его испробуй. И рывок сразу. Рраз! Обычно проходит. Не прошло, на тягун настраивайся, и сиди, хоть камни с неба, гляди ему в глаза и показывай, что победил.

– Неужели помогает? – усомнился Иван.

– Еще как! – отозвалась с порога Алла.

– Испытай, испытай, попробуй сам, – советовал дед.

– Нет дома вашего приятеля, в санатории он уж девятнадцать дней, послезавтра приедет.

– Да, я ведь знал, что в санатории. Забыл напрочь. У него же депутатские льготы-то, не как у меня. Тоже ведь в санаторий-то съездил бы, так даже дочка не может пробить. Говорит, отказался от соцпакета, никуда нельзя, только за деньги. А деньги-то – бешеные тыщи!

– Пойду-ка я это дело перекурю, – заявил Иван. – Мы тут, видимо еще долго…

– Николай Николаевич… – начала было Алла.

– Дочка, да я ведь ожил уже. Не переживай ты, поезжай домой.

– Точно?

На вид дед действительно был уже не плох: порозовел, глаза заблестели.

– Да точно, точно.

– Ну, тогда мы, пожалуй, уедем. Давайте я вам телефон поближе положу. Мало ли чего, в «скорую» позвоните или дочери.

– Да ладно, ладно, спать я буду, зеваю уже.

– Поправляйтесь, Николай Николаевич! Алла с облегчением вышла на улицу. Хотелось скинуть с плеч тревогу и раздраженность от ответственности, которая неожиданно, по Экзюпери, навалилась на нее. Ведь приручила деда! Не щенка, не котенка, человека! Как бросишь его?

К вечеру на улице стало свежо. Май стоял холодный. Пахло весной, городом и мокрой землей. С разбитой у подъезда клумбы понимающе кивали желтые нарциссы. Алла любила такие весенние вечера. Они дарили ей какую-то необъяснимую тихую радость, а порой наполняли сердце уверенностью, что скоро придет счастье. Каким оно будет, Алла не знала, но ожидание чего-то хорошего по весне будоражило и хотелось петь. Но сегодня песня радостных грез почему-то не спешила ее посетить. Беспокойство не проходило.

– Добрый вечер! Какая чудная сегодня погода! – обратился к ней интеллигентного вида пожилой джентльмен в светлом кашемировом пальто и клетчатом кашне.

– Добрый! – отозвалась Алла, разглядывая незнакомца. – Мы знакомы?

– Нет! Я часто здесь прогуливаюсь, и никогда вас не видел. Просто захотелось заговорить с такой красивой девушкой!

– Вы живете в этом доме? – спросила Алла. Она сразу поняла, что человеку заняться нечем… И может быть, он знакомый ее нового подопечного старика…

– Нет, но здесь неподалеку. А в чем дело?

– Видите ли, я очень беспокоюсь за одного человека. Если бы … – Алла замялась.

– Продолжайте-продолжайте. Я совершенно свободен, откровенно скучаю и был бы рад услужить прекрасной леди.

– Вы случайно не знаете Николая Николаевича Щукина?

– Который живет на первом этаже?

– Да, у него недавно была «скорая». Сейчас ему лучше, но оставлять его одного не хочется, а я оставаться дольше не могу. А больше некому…

– Вы родственница?

– Нет, просто знакомая.

– Завидую Николаю Николаевичу. И очень ему благодарен. Теперь и у меня будет такая замечательная знакомая. Лаврентий Андреевич. – Он галантно протянул Алле руку, и ей ничего не оставалось, как протянуть в ответ свою.

– Алла.

– Аллочка, я могу вас так называть? Не беспокойтесь, я обязательно сейчас же навещу Николая Николаевича.

– Правда? – обрадовалась Алла.

– Ну, конечно, – заверил ее новый знакомый.

– Спасибо вам огромное! Вас проводить?

– Не стоит. У него какая квартира?

– Семьдесят вторая.