Даша рыдала, с каждой секундой все плотнее вжимаясь с ту самую грудь, из-за которой у нее сейчас так много проблем, так тяжко на душе, так яростно свою разрывает. Стас же умудрился в квартиру зайти вместе с ней (как оказалось — босой ступившей на лестничную клетку), дверь за собой закрыть, застыть посреди коридора, задавая вопросы тихим голосом, по голове гладить, вряд ли ожидая ответов, пока не успокоится.
— Ну чего ты? Носик… Совсем расклеилась…
И пусть Стас говорил почти теми же словами, что Богдан в машине, но те злили, а эти будто все новые и новые слезоточивые каналы отвинчивали.
— Миша растрепал Артёму, что мы летали, — первое, что Даша выдала хриплым из-за рыданий голосом, когда слезы немного высохли. Чем, кажется, очень удивила Стаса.
Он долго просто ждал, пока выплачет неведомое ему горе. Она же пользовалась терпением, как могла. Рыдала и рыдала. Чуть успокаивалась… А потом опять накрывало — еще горше. Теперь же… Было легче. И стыдно. Очень.
Даша сидела за все тем же обеденным столом, по центру которого лежало кольцо. Стас стоял к ней спиной, заливал в чашки чай.
Видеть его на своей кухне, спрашивающим — где пакетики и какой она будет, было более чем странно. Еще и ночью. Еще и такого спокойного, когда у самой глаза опухли, руки холодные, на душе пусто…
— Я знаю. Артём звонил… Позавчера уже, — Стас глянул на часы. Самая короткая из стрелок стремилась к часу ночи. — Ты из-за этого расстроилась? Из-за Артёма? — оглянулся. Смотрел внимательно, но будто осторожно. Даша же только головой мотнула.
— Нет. Из-за этого тоже, но это не главное. Прости меня, Стас.
— За что? — Волошин подошел к столу, поставил чашки, пододвинул к поникшей Даше сахарницу.
— Что выдернула тебя посреди ночи. И я даже не знаю, как Дине объяснить, чтобы у тебя проблем не возникло.
— Не волнуйся. Не возникнет, — Стас не то, чтобы отмахнулся, просто сказал так уверено и спокойно, что Даша сразу поверила.
— Вы помирились? — этим вечером вопросы срывались с Дашиных губ раньше, чем она успевала включить режим самосохранения. Хотя сейчас… Почему-то казалось, что слезы уже выплаканы. Скажи он «да» — хуже не станет. Она кивнет просто, принимая, как данность.
— Нет. Это неважно, Даш. Что случилось? Ты расскажешь?
Может, стоило бы придумать что-то… Глупое и нескладное. Просто, чтобы Стас мог сделать вид, что поверил. Но Даша не смогла. И сходу все объяснить тоже не смогла. Продолжала сидеть, смотреть на чашку, думать…
— Ты прав был, Стас… — додумалась до того, что по щеке снова слеза покатилась — хлюпнулась на белый стол рядом с чашкой.
— В чем прав, Носик?
— Мне не надо замуж выходить. Это не любовь.
Это вряд ли был ответ из перечня, который Стас мог худо-бедно ожидать. Поэтому опешил… Явно. Сильно.
— Даш… — окликнул. Ждал ли, что она взгляд поднимет? Наверное. Но быстро понял, что нет. Пришлось говорить вот так — обращаясь к скуле. — Нашла, кого слушать… Пьяного идиота, который со своей семьей разобраться не смог, а тебя учить решил.
— Ты не идиот, Стас. Ты… Ты даже не представляешь, как точно попал тогда.
— Вы с Богданом поссорились? Это случается, Даш. Все ссорятся. Помиритесь.
— Мы не ссорились. Я просто… Вдруг поняла… Что… Обманывала саму себя. И всех вокруг тоже обманывала. Придумала, что меня устроит, если будет просто хорошо. Убедила себя в этом. А потом… — почти произнесла «увидела тебя и все по новой», но удержалась все же.
— А потом…
— Поняла, что нет, — Даша двинула от себя чашку, задела ею кольцо, которое, кажется, Стас раньше не видел даже. Взглядом на ее руку скользнул, понял, что безымянный палец свободен, как ветер…
— Ты сказала Богдану уже?
— Нет. Он не понял, что у нас проблемы, кажется. Просто… Из машины вышла, попросила пару дней на подумать. Оказалось, пара дней мне не нужна.
— Не руби сплеча, Даш…
От любви всей твоей жизни, даже если эта самая любовь понятия не имеет о своем статусе, обычно боишься получить именно такой совет, если речь идет о другом мужчине. Равнодушный к тебе, как к женщине. Заботящийся о тебе, как о вроде бы друге.
— Думаешь, завтра что-то изменится? — но Даша привыкла. Это ужасно, но уже привыкла. Поэтому хмыкнула только. Поддела указательным пальцем кольцо, крутить стала бездумно.
— Говорят, утро вечера мудренее…
— Да? А жена твоя вечером аборт ходила делать? В этом беда?
Пожалуй, отвечать на добро принято не так. Не бить так больно того, кто посреди ночи к тебе примчался, кто позволил наплакаться вдоволь, а теперь сидел и слушал нытье, которое если и касалось его, то помимо его же воли. Но Даша… Вдруг возненавидела его — за слепоту, эту отрешенную благость и совет.
— Думаешь, имеешь право так «кусать»?
— Нет. Прости… — и пусть выражение его лица не изменилось практически — только скривился на мгновение, Даша быстро пожалела, что позволила себе.
— Знаешь откуда?
— От Артёма.
— Ясно… Все. Сука. Знают.