— Тебе показалось, — но голос при этом выражает то самое недовольство. — Пора бы понять, что я в принципе мало о себе говорю.
Я вздыхаю.
— Это плохо.
— Почему?
— Как мне тебя узнавать, если ты не делишься?
— А ты хочешь меня узнавать? Зачем?
— Ты такой дуболом, Рейнер! Вот просто поражаюсь! Хочешь, чтобы я тебя полюбила… Реально, за деньги? Или, может, за то, как ты «нежно» втрамбовываешь меня в первую подвернувшуюся поверхность? А-а-а, нет же! Наверное, за то, как красноречиво ты оформляешь свои желания в слова!
На протяжении всей этой эмоциональной тирады, Андрей остается абсолютно неподвижным. Стискивает челюсти, но позволяет мне выплеснуть негодование. А потом просто отворачивается к окну.
Это возмущает еще сильнее!
Распаляет огонь в груди. Там образуется ершистый ком и начинает ворочаться, словно безумный ежик.
Всю мою жизнь меня игнорируют. Все. Я, конечно, сама не решалась на открытое противостояние. Сейчас же вижу, что и оно ничего не дает. Меня просто не слышат. Никто меня не слышит!
Я выбираю новую тактику. Жду Рейнера после душа — голая и покорная. Все, как он любит. Когда он ложится и меня к себе подтягивает, не оказываю никакого сопротивления. Бездушно отвечаю на поцелуи. Раздвигаю ноги, когда просит. С тихим выдохом и без лишних движений принимаю его в себя.
Андрей входит до упора. Выходит и вновь толкается. Все это время в лицо мне вглядывается. Не отвожу взгляда, позволяю и это. Он тяжело выдыхает и замирает. Какое-то время паузу выдерживает. Нахрапом в душу лезет. Только там сегодня открыто. Настежь. Никаких преград не встречает.
— Ты обиделась? — голос звучит сдавленно и хрипло.
— Нет.
— Что тогда? — все еще не двигается.
— Просто выполняю свою работу. Ты же этого хотел.
— Блядь, ну не так же…
— А как? Больше чувств? Играть лучше? — порывистым шепотом выпаливаю ему в губы. — Хорошо! Как прикажешь!
Обхватывая его лицо ладонями, всю ярость в поцелуй вкладываю. Повторяю его же маневры. Языком врываюсь. С его сплетаюсь. Тяну к себе. Кусаю и засасываю.
— Так тебе нравится? Нравится? — выкрикиваю задушено.
— Нравится.
Андрей резко подается бедрами назад и на обратном движении выбивает у меня из груди весь воздух. И тогда уже сам фиксирует пальцами мой подбородок. Целует жадно, но отчего-то мягче, чем обычно. Лижет языком распахнутые губы, пока я восстанавливаю дыхание и гашу зреющие в груди стоны.
Пытаюсь не откликаться. Не хочу… Я просто играю свою роль… Я смогу…
Конечно же, не могу. Не могу… Потому как мне, наивной дурочке, кажется, что Рейнер, не умея просить словами, делает это движениями, ласками, взглядом… Смягчается ради меня. Открывается, насколько получается.
— Давай, Татка… Давай, красивая… Полностью…
Ему-то откуда знать, что я уже… Каждый раз не только тело, но и душу отдаю.
Взрываюсь для него. Дрожу для него. Кричу для него.
С громким стоном принимаю в себя его удовольствие.
18
Рейнер
— Привет, — запыхавшись, выдыхает Натали, притворяя двери спальни. — Искал меня? — не давая ответить, торопливо поясняет: — Я в город с Виктором моталась. Думала, успею до твоего возвращения.
— Я в курсе, Тата, — продолжаю расстегивать рубашку. — Виктор мне звонил.
Сцепляя перед собой руки, девчонка на какое-то время застывает, как изваяние. От нечего делать наблюдает за тем, как я раздеваюсь.
— Я… Я выбирала подарки для детей Саульских. Это заняло больше времени, чем я рассчитывала, — наконец добавляет она, пытаясь поймать мой взгляд.
Даю ей это.
— Выбрала?
— Да. И много потратила. Вообще не знаю, как так получилось…
Вот, значит, из-за чего волнуется. Невольно усмехаюсь. Чтобы разбавить напряжение, спрашиваю то, что мне по факту не особо интересно.
— Что купила?
— Мальчику — радиоуправляемый самолет. У Юли уточнила, у него еще нет. Как думаешь, хороший подарок для одиннадцати лет?
— Не знаю, как живут богатенькие дети, но лично я бы охренел от счастья. — Уловив сомнения в ее лице, считаю нужным добавить: — Саульские, вроде как,
— Надеюсь.
— Девочке что купила?
— Тут проще. Просто куклу. Мне кажется, оптимальный вариант. Куклы всем нравятся.
Почему-то после этих слов, улавливая в ее взгляде некий скрытый посыл, резче воздух втягиваю.
— Я говорил, что после Москвы решу, чем тебя занять, чтобы не скучала.
— Да…
— Знаю, что ты подавала документы в медицинский, но не прошла.
— Мне два бала не хватило.
— Передо мной не надо оправдываться. Для меня это ни хрена не значит.
— Ясно, — по-своему понимает Татка.
Скрещивая на груди руки, задирает подбородок.
— В общем, я все решил. Тебя приняли. Можешь завтра ехать на учебу, — сообщаю, прежде чем уйти в ванную.
— В смысле? С чего бы? — на эмоциях, явно неосознанно следом плетется. — Уже девятое сентября.
— Неважно. Зайдешь в приемную. Там тебе выдадут все бумаги и перенаправят в нужную группу.
— Я буду учиться? — все еще не догоняет.
— Да.