Я тебя рисую

– Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, – спокойно ответил отец. Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.

И, кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.

Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…

– Потрясающе, – прошептал верховный посол. – Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, – он склонился передо мной в поклоне. – Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.

– Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, – размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: – И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.

Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих – почти бесценный дар.

– Почту за величайшую честь, принцесса, – ответил посол.

Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и родовитые представители нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Прошлась по комнате, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…

И сразу вернулись воспоминания.

Я обхватила себя руками, внезапно почувствовав озноб. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с ним. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.

Я снова потрясла головой. Сегодня был слишком тяжелый день, мне просто нужно отдохнуть. Так что, быстро искупавшись, я отправилась в постель.

* * *

На следующий день Люк повез фойров показывать наши достопримечательности, коих в землях Идегоррии было немало. Я представила, как будут ахать морские, увидав наши радужные фонтаны или ходящие деревья, ветвями задевающие облака. Когда такой исполин неожиданно поднимается, с его корней осыпается земля, а когда он делает шаг в сторону, даже самые стойкие не удерживаются от изумленно-испуганного вскрика. И это лишь кусочек чудес моего мира, который столь прекрасен, что за девятнадцать лет своей жизни я не устала им восхищаться.

Верховный посол остался во дворце и до обеда разговаривал с отцом, уже приватно. А после попросил позволения поговорить со мной. Признаться, меня это несколько удивило, но, конечно, я не могла отказать гостю.

Снова нарядившись в длинное платье, головной покров и умастив лицо белилами, я неторопливо шла по дорожке нашего сада, ведя неспешную беседу с послом. Морской слушал меня, кивал, рассматривал розы и орхидеи, но мне чудилось, что мыслями он был далеко. Мы дошли до резной беседки, и я пригласила гостя войти.

Внутри беседки мягко светились бутоны плетущегося вьюнка, и на первый взгляд казалось, что цветы живые. И лишь приглядевшись, можно было понять, что ажурная решетка, стебли, лепестки и соцветия вырезаны из дерева и являются единым целым.

– О, работа Его Величества? – понимающе воскликнул посол. Я любовно провела пальцем по живым тонким листьям и лепесткам, кивнула.

– У отца мало времени на созидание, – с искренним огорчением сказала я. – Почти все дни он посвящает государственным делам. Поэтому вещей, созданных королем, так мало… Увы.

– Увы… – эхом отозвался посол и снова замолчал, как-то бездумно рассматривая беседку. В его глазах плескалось вечное море, в самой глубине которого зарождался шторм.

Словно вдруг на что-то решившись, старик повернулся ко мне:

– Ваше Высочество, Антарея… Вы знаете, я всегда считал род созидающих уникальным.

Он замолчал, словно вновь задумался, и, кажется, его мысли не нравились послу. Шторм нарастал.

– Так и есть, фьер Анххарамоитет, – с легкой улыбкой сказала я, пытаясь разрядить неожиданно тревожную атмосферу. – Как и род морских фойров! Мы все уникальны, каждый по-своему.