Женщина застыла на месте, ее аргументы наконец-то иссякли. Пользуясь паузой, я пошла к подъезду. Но опомнилась. Пакет! Он так и остался стоять в ее машине. «Черт!» - мысленно выругалась я, представляя, как нелепо будет звучать моя просьба после такого эффектного финала. «А, ну его!», - решила я, но желудок выразительно заурчал. Из еды дома остался зеленый горошек и кусок черного шоколада. На языке тут же возник привкус яблочного йогурта и свежеиспеченной лепешки. Я обреченно вздохнула и повернула назад.
- Маргарита, мне неудобно просить вас, но мой пакет…, - с трудом выговорила я, всем своим видом демонстрируя неловкость.
В ответ на мою просьбу она кивнула и, точно сомнамбула двинулась к машине. Я, ощущая себя полной идиоткой, сцепила зубы, и пошла следом. «На кой черт тебе этот пакет!», - ругала я себя. Но теперь менять решение было поздно. Оставалось по-быстрому забрать продукты и удалиться. Дабы не навлечь на себя новую порцию гнева.
Маргарита протиснулась между сваленными в кучу кирпичами, и открыла дверцу машины. Пакет притаился в уголке. Кажется, ему было неуютно в чужой машине. Я нагнулась, пытаясь нащупать в темноте его растрепанные ручки. Вдруг затылок взорвался острой болью! Перед глазами возникла густая пелена тумана, и мир погрузился во тьму.
Часть 3. Глава 25. Рита
«Надо же»», - думала я про себя, - «а девочка оказалась крепким орешком. Вцепилась когтями, не оторвать!». В другой ситуации я бы радовалась тому, что мне попался достойный противник. Например, в турнире по шахматам, или в карточной игре. Но не в этот раз! «Вот же дрянь! Да кем она себя мнит!», - я смотрела на ее невозмутимое выражение лица и с трудом удерживала себя в рамках приличия.
«Неееет», - думала я, изучая простенький наряд собеседницы, - «тебе меня не провести». Вряд ли она, этот набросок женщины, могла быть настолько самоуверенной. Неужели она и в самом деле верит, что мой муж предпочтет ее? Сначала меня умиляла ее убежденность, затем начала раздражать, а позже эта упертая сучка чуть не вывела меня из себя. Хотя я и в самом деле не собиралась скандалить.
- Я думаю, стоит дождаться Вадима, - вроде бы невзначай бросила она.
Ей даже не хватало духа посмотреть в глаза женщине, с мужем которой она спит. Теперь ее лицо, застывшее под светом уличного фонаря, казалось мне воплощением уродства: заостренный нос, чересчур высокий лоб, эти неестественно выраженные скулы. И как я могла счесть красивым это жалкое подобие!
- То есть, вы продолжаете настаивать на том, что мой муж разрешит наш конфликт в вашу пользу? – уточнила я.
Она повернула лицо. И под глазами легла тень, выделяя их на фоне бледной кожи.
- А вы боитесь, что он примет не то решение, какое бы вам хотелось? - услышала я.
Я зажала между колен сплетенные в замок пальцы. Боясь ненароком вцепиться в ее растрепанную ветром прическу. «Возможно, на это она и рассчитывает», - вдруг подумала я. Перед собой я видела отнюдь не ту затравленную овечку, которую встретила у подъезда. Какую игру она затеяла? Она хочет вывести меня из себя, провоцирует, чтобы потом предъявить Вадиму следы нашей ссоры. «Ну, уж нет», - я перевела дух. В этой игре я, во что бы то ни стало, была намерена сохранить лицо.
- То есть весь наш разговор для вас пустой звук? Одного моего присутствия мало? Мне следовало привести с собой детей, прихватить семейные фото? Чтобы пробудить в вас хоть каплю совести! – сделала я попытку воззвать к ее благоразумию.
- Я думала, вы не планировали скандалить, - она опустила глаза.
- А я думала, что ты порядочная девушка! – я намерено фамильярно обратилась к ней, желая напомнить, кто хозяин ситуации.
Она что-то промычала.
- Получается, наигралась сама, уступи другому? – я ощутила, как эмоции захватывают меня. Дыхание участилось, в висках колотился пульс. Как будто я поднималась к самой высокой точке американских горок, и впереди меня ждал длительный спуск на предельной скорости.
- Я попросила у вас прощения. Что еще я могу сделать? – проблеяла она.
- Оставить в покое мою семью! – отчетливо произнесла я, сдерживая голос, готовый сорваться на крик.
Мне и вправду хотелось закричать, хотелось вскочить с этой лавки и ударить ее по лицу, чтобы сбить с него это выражение скорбной печали. Это наигранное чувство вины! Подумать только, она строит из себя жертву! Она, та, кто, по сути, является охотником, поразившим чужую цель. Я мысленно призвала на помощь все свои силы. Медленно втянула носом холодный воздух и выдохнула, выпуская вместе с ним накопившуюся злость.
Вдруг она порывисто вскочила с лавочки.
- Поздно, мне пора, - услышала я писклявый голосок.
Улицу окутал полумрак приближающейся ночи. Видимо, и вправду было поздно! Но оборвать разговор вот так, было нельзя. «Она расскажет Вадиму, что я приходила… Да и пускай», - решила я. В конце концов, жить дальше в обмане невыносимо!