Я тебя уничтожу

Он смотрит на меня, продолжая тяжело дышать; наша злость резонирует друг о друга, разбиваясь, как о стену. Я читаю в его глазах решимость оставить меня, будто слыша размышления, проносящиеся сейчас в голове, о том, что с такой, как я, не стоит связываться: есть девицы куда проще и покладистей, а не подобные мне мегеры, имеющие свои собственные мысли и потребности, которые могут не всегда совпадать с его желаниями.

– В машину садись, отвезу домой, потом можешь катиться ко всем чертям! – подтверждает он мою догадку.

Исполняю этот приказ, высоко задирая нос, полная решимости «катиться» от него куда подальше. Только чем ближе мы подъезжали к моему району, тем меньше оставалось во мне уверенности, что я готова сделать эту встречу последней.

Самгин останавливает автомобиль, и мы оба молчим. Я не выхожу из машины, он не просит этого сделать. Мой дикий зверь разъярён, а я несколько переоценила свои навыки в дрессуре, чувствую, что он не собирается прыгать через пылающий обруч ко мне, а я не хочу терять свою свободу и новую работу, но и от него уйти не в силах. Думаю о том, что, может, стоит расплакаться, может, это произведет на него какой-то эффект, но от мысли, что я буду применять на нем те же фокусы, что на моих бывших воздыхателях, мне вдруг становится противно.

– Толь, – зову его едва слышно, не зная, что сказать, но вместо ответа он лишь тяжело вздыхает, – ты правда считаешь меня шалавой?

Спрашиваю, не веря, что произношу эти слова вслух, но мне хочется знать ответ на этот вопрос.

Вижу боковым зрением, как он отрывает взгляд от лобового стекла и рассматривает меня.

– А как, по-твоему, ты сейчас выглядишь?

Теперь к глазам подбираются вовсе не фальшивые слезы, потому что отчего-то слова, которые от иных я воспринимала безразлично, в его устах больно ранят. Дергаю за ручку двери и неуклюже выбираюсь из автомобиля, слышала, что Самгин делает то же самое. Я еще не успеваю отойти от машины, как он впечатывает меня в её дверь своим телом, положив руки по обе стороны от меня на крышу авто.

– Какая же ты заноза, Соня! – произносит он, нависая надо мной, а во мне вновь тепло собирается, с ним тепло, от него тепло, меня переполняют эти чувства до краев, я молча кладу ладони на его грудь, глядя ему в глаза, – и не вытащить же никак из себя.

– Не надо, оставь меня там, – прошу его с улыбкой, и он медленно касается меня в каком-то абсолютно невинном, чистом для такой дешёвки, как я, жесте, целуя в щеку, и просто обнимает, прижимая к себе. Он совершенно непостижимым образом ломает все мои барьеры, и я начинаю реветь навзрыд, задыхаясь и захлебываясь в этих слезах.

Толя сбит с толку, никак не может понять, в чем дело, смотрит взволнованно в моё мокрое от слез лицо.

– Прости, я не хотел тебя обидеть, – извиняется он, а я мотаю головой, не в состоянии членораздельно признаться ему, как благодарна за его отношение, потому что, как бы он ни называл меня, в его движениях и поступках не сквозит отношение, как к шлюхе, и это просто разрывает меня.

В тот вечер он отвез меня к себе домой и больше не отпускал, пока нас не разбили, расколов на две части.

9. Финал

А. Самгин

Мне было известно, что в нашей группировке волнения, стойкое ощущение, что скоро будет взрыв, меня не покидало, но насколько все плохо, стало понятно, когда я загремел в больницу с массивной кровопотерей. Придя в себя, лежал, глядя в потолок, ощущая бесконечную слабость, и ждал, когда же придет Соня – ведь она знает, что я здесь, ей не могли не сообщить. Но жена так и не явилась, а в моей груди лишь нарастало напряжение, рождавшее чувство утекающей сквозь пальцы воды: вроде, все в моих руках, а сделать ничего не в состоянии.

Мое ранение было серьезным, и казалось, что за моей спиной уже делят власть те, кто не верил, что смогу выкарабкаться. Но ответственность за жену и сына заставили вернуть ногу с того света и очнуться из комы, в которой находился двое суток. И тогда казалось, что лучше бы сдох, чем узнал, что пока я находился на грани жизни и смерти, моя жена отсутствовала дома, оставив сына на соседку и трахалась с моим главным врагом.

В голове пекло так, что казалось, мой мозг сейчас взорвется, когда ко мне в палату пришел единственный человек, которому я доверял, как себе, – Быков. Он сообщил, пряча взгляд, что Соню видели выходящей из дома Торфянникова, более того, когда спросили, что она там делала, жена даже не потрудилась соврать, чего я совсем не мог понять. Лишь потом, мучаясь бессонницей в течение многих лет, у меня было время подумать и прийти к выводу о том, что она, тоже решила меня похоронить раньше, чем остановилось мое сердце, поэтому и искала пути к спасению в постели с другим.

– Где она сейчас? – спрашиваю, не узнавая собственный голос.

– Говорят, уже вернулась домой.

Мне нужно было заглянуть в её глаза, прежде чем убить. Её. Его. Всех, кто попадется под горячую руку.