Я тебя уничтожу

Казалось, мое тело до его прикосновений спало, и стоило ему дотронуться до меня, как во мне пробудилась не та наигранная, подсмотренная за другими чувственность, а моя личная, основанная на моих желаниях и потребностях. Интонации его голоса возбуждали мой слух, его запах, когда я проводила носом по его коже на изгибе шеи, сводил меня с ума, а вкус губ лишал остатка рассудка.

Вечер в клубе прошел, как в  дурмане, я ждала его окончания, чтобы вновь побежать к Франку, забывая все правила поведения с противоположным полом, но я скучала по нему с той минуты, как перестала ощущать тепло его кожи.

Стоило представлению закончиться, как я, не смывая макияжа, набросила на себя куртку и побежала в сторону последнего автобуса, который необходимо было поймать. В противном случае пришлось бы тратить деньги на такси, а я пока зарабатывала недостаточно для того, чтобы изменить городскому транспорту. В мыслях о Самгине я не сразу заметила трех выпивших мужчин, похожих на манекены в костюмах, в которых они просиживали жопы, сидя за столом в кабинете с портретом Горбачева за спиной. Они окружили меня собой и пахабными шутками, извергаясь ими и считая их в своем пьяном угаре невероятно смешными, а я чувствовала себя, как ребенок, над которым издеваются в школе. Мужчины толкали меня друг к другу, а я, понимая, что мне не выбраться, испытывала лишь острую безысходность от собственной слабости.

Придумала в последней нелепой надежде историю о том, что дома меня ждут муж и дети.

– Да откуда у такой шалавы, как ты, может быть муж? – смеется самый наглый из них, рассматривая моё лицо с ярким макияжем.

Действительно, откуда? Я осматриваю улицу в надежде, что в этот недобрый час какой-нибудь добрый самаритянин отважится вмешаться и поможет, и, к своему огромному удивлению вижу горящие глаза Самгина, но не сумев разгадать причину их блеска, мигом расслабляюсь – настолько, что на моих губах проскальзывает улыбка, когда я, кивая в его сторону, отвечаю на вопрос, на который никто из них не ждал ответа:

– А вон мой муж!

 Все трое оборачиваются в его сторону, а самый смелый, он же и самый мерзкий, перед этим сжал до боли мое предплечье, словно опасаясь, что это лишь уловка для попытки к бегству.

Эти уроды рассматривают его несколько секунд, явно напрягшись, потому что Самгин сам по себе представляет опасность, а сейчас от него просто разило бешенством. Мужчины напрягаются, внутренне подбираясь, но алкоголь все равно мешает им здраво мыслить, поэтому тот, что держал меня, обращается к Анатолию:

– И чё, ты ей действительно муж?

 Самгин переводит на меня взгляд, и отвечает, продолжая изучать моё лицо и наряд:

– Разве я похож на мужа этой шалавы?

Я вздрагиваю, впервые в жизни понимая, что слова могут быть куда болезненнее пощечины, и чувствую, как ком встает в горле, мешая вздохнуть, и я вбираю воздух урывками, сдерживаясь, чтобы вот-вот не разреветься, не ожидая от него подобной подлости.

– Ну, вот и вали отсюда, – посылают Франка сорок градусов алкоголя в крови смельчака, который теперь тащит меня к машине неподалеку.

От слов Самгина я почувствовала такую разбитость, что безропотно следую за ними, еле волоча ноги. До меня сейчас вдруг доходит, что он ведь уже долго наблюдал, как они измываются надо мной, видел, но никак не реагировал, и от этого обида поднимается во мне все выше и пробирается глубже.

 Меня уже успели запихать в машину, когда я поняла, что Франк все же решил, что такая корова нужна самому. Он разбил нос пьяному смельчаку, что-то процедив ему сквозь зубы, и дернул меня из салона автомобиля, будто я была его вещью. Грубо подтолкнув меня в сторону своей машины, шел следом, дыша за моей спиной, как разъяренный бык.

Я обогнула его машину и пошла дальше, не желая с ним связываться. Если что, переночую в клубе.

– Ты плохо поняла, что от тебя требуется? – спрашивает он, не контролируя злобу, которая по непонятной мне причине сквозит из каждой его поры, сжимая мое плечо, и я понимаю, что завтра вся рука от этих прикосновений будет в синяках.

– Вали к черту, Самгин, – сквозь стиснутые от злости зубы шепчу севшим голосом, не в силах больше сдерживать слезы.

Он замирает, немного ослабляя хватку.

– Успокойся и садись в машину, – сдержанным, но командным тоном приказывает мне, будто я – один из его маленьких солдатиков, которые выполняют для него грязную работу.

– Никуда я с тобой не поеду: еще увидят тебя с шалавой – не отмоешься потом. – Вытираю слезы рукавом и закусываю губу, чтобы больше не дать волю слезам и не показать мою слабость и обиду.

– А кто ты после того, что я наблюдал в этом дерьмовом клубе?

Я хлопаю глазами, поняв, что он видел все представление, которое, должно быть, и стало причиной ярости, но теперь я распаляюсь, не понимая, с какой стати после одной ночи он вдруг относится ко мне, как к своей личной игрушке.

– Это моя работа! Мне надо на что-то жить, и я не хочу гробить себя, разгребая товар, когда могу заниматься тем, что умею, и получать за это нормальные деньги, а не три копейки!