Я тебя заберу

За час, что мы ждали Марка, я так и не успела поговорить с Глебом. В первые минуты извилины вообще не работали. Это был самый настоящий ступор. Я не понимала, что происходит и что делать. А после под окнами и за дверью началось такое, что стало не до разговоров.

Чтобы не испугать Глеба, мы с Леной сочинили сказку про буйного соседа. Чтобы не оглохнуть от воя сигнализации, закрыли все окна. А когда возле подъезда начался какой-то шум, я не придумала ничего лучше, чем надеть на голову сына свои наушники и включить его любимую музыку.

Это был самый жуткий час в моей жизни. В сравнении с ним даже первая встреча с Шаталовым — давным-давно, в старом кабаке, с толпой похотливых мужиков и группой захвата, — казалась веселым приключением.

К сожалению, сейчас из-за этого страха у всех нас новая проблема.

— Я не совсем доктор. — Пока я пытаюсь вспомнить человеческую речь, подозрительно бледный Шаталов снимает с себя забрызганный кровью медицинский халат. — Вернее, совсем не доктор. — Стягивает с головы шапку. — Но да... я твой папа.

Марк отчаянно трет переносицу и быстро моргает.

Впервые вижу его таким растерянным. Нынешний, он и близко не похож на себя обычного. Не Марк-мать-его-Шаталов, а простой смертный. С эмоциями, чувствами и слабостью.

— Мама собиралась сегодня рассказать о тебе, — со вздохом произносит Глеб. — Она даже сырники приготовила.

— Сырники?.. — Марк тяжело сглатывает и изумленно смотрит в мою сторону.

— Даже не надейся.

Не могу больше сдерживаться. На глазах пелена из слез. Чтобы не выдать себя, приходится на миг отвернуться и быстро смахнуть с ресниц соленые капли.

— Тебя я кормить не буду.

Из-за плача ответ получается с таким надрывом, словно говорим совсем не о сырниках.

— Я бы сейчас не отказался... от чего-нибудь. — Шаталов трет грудину. Незаметно. Всей рукой, будто это просто прикосновение к ребрам.

— А мама говорила, что ты умер... — добивает нас обоих Глеб.

— Умер?

— От болезни. Я не запомнил какой. Вроде бы что-то с легкими.

Мой мальчик, похоже, и не думает упрощать нам жизнь. Пока я борюсь со слезами, а Шаталов — с инфарктом, этот маленький догадливый гений присаживается на обувную тумбочку и принимается внимательно следить за обоими.

— Твоя мама сказала правду, — великодушно подтверждает Марк. — Я почти умер. Девять лет назад. Это была очень тяжелая... болезнь.

— Но сейчас ты не болеешь?

— Нет. Уже давно.

— Тогда почему не приехал к нам раньше? Сразу после того, как выздоровел. — В голосе сына прорывается что-то незнакомое. То ли горечь, то ли обида, то ли упрек.

— Глеб, родной...

Мне плохо. Нет сил терпеть это напряжение. Пережитое волнение в любой момент может обернуться жестким откатом. Со слезами, истерикой и прочими «спецэффектами». А Марк и без отката совсем белый.

— Я не знал, — хрипит Шаталов. — Твоя мама переехала в другой город... не в тот, на который я рассчитывал. У нее изменилась фамилия. Я искал ее после болезни. Только не ту. Не там...

— И наверное, плохо, — подсказывает Глеб.

— Плохо. — Марк даже не спорит. Все сильнее трет грудь и медленно опускается на пол. — Однако теперь все изменится, обещаю. Твоя мама больше не уедет от меня. Я тоже не уеду от вас. И не заболею.

Шаталов так и напрашивается на то, чтобы я его добила. Здесь и сейчас. За все обещания. За уверенность. И за раскаяние, с которым опоздал на девять долбаных лет.

Ума не приложу, как бы мы выпутывались дальше, но с кухни раздаются тихие шаги и в коридор выходит Лена.

— Здравствуйте. — Она смотрит на меня, на Глеба и на его полуживого папашу.

Судя по тревожному выражению лица, выглядим мы неважно.

К счастью, Лене не нужно подсказывать, что делать.

— Глебушка, дружище. — Протягивает ему руку. — Мне без тебя там скучно. Покажешь новый конструктор?

— У меня... — Он оборачивается к Лене, и впервые за вечер я вижу на лице своего мальчика улыбку. — У меня теперь есть папа.

— Круто! — Восхищается подруга. — Настоящий папа! Ты рад?

— Еще не разобрался. — Глеб прячет радость и возвращает на лицо прежнее серьезное выражение. — Непривычно.

— Ну конечно. К такому нельзя привыкнуть сразу. — Лена кивает в сторону детской. — Но подозреваю, папа от тебя никуда не денется. Ни сегодня, ни завтра. Даже если сам попросишь.

— Он так и сказал. Не уедет. — Глеб послушно разрешает Лене взять его за руку и встает с тумбочки.

От облегчения я тут же приваливаюсь спиной к стене. В метре от новоиспеченного отца. Внутри будто воздушный шарик. И он наконец начинает сдуваться.

— Я точно буду здесь. — Шаталов уже не хрипит. Он шепчет.

Слава богу, Глеб не замечает странного состояния отца.

Как под гипнозом, мы с пола наблюдаем за удаляющимся сыном. Я мысленно считаю шаги. Лишь когда закрывается дверь детской, Марк осторожно, словно боится кого-то спугнуть, выдыхает. И поворачивается ко мне.

Глава 29. Упрямая женщина

От гордого льва до убежденного подкаблучника — один ребенок.

— Можно воды? — По красивому лицу Марка кривой трещиной ползет улыбка.

— Вода под краном, — киваю в сторону ванной.