Я тебя забуду (СИ)

«Лиза, не смей раскисать!», «Он не твой! Он вообще не твоего поля ягода!», «Радуйся, что одна!» — повторяю как мантры, чтобы хоть как-то привести в порядок нервы. Но от всех этих «не твой» и «не смей» становится лишь больнее.

Ни в детстве, когда мама привела в наш дом отчима, ни в прошлом году, когда Витя променял меня на очередную первокурсницу, я не чувствовала ревности.

С мамой всегда было непросто. Она присутствовала в моей жизни скорее как свидетель, чем как родной человек. Я никогда не ощущала нашей близости. И не гонялась за тем, чего не знала.

С Витей все стало ясно еще до первого секса. Он мечтал поставить новую звезду на фюзеляже своего эго. А я хотела понять, ради чего ж такого отчим постоянно изменял матери, а она, несмотря на его подлость, терпела и продолжала ждать в постели.

Ни с мамой, ни с Витей не было никакого разочарования или злости. В обоих случаях учеба легко заполнила образовавшуюся пустоту. А сейчас из-за совершенно постороннего человека, временного охранника, во мне проснулась целая бездна ярости.

В отчаянии хочется списать эти эмоции на месячные, гормональный всплеск, и все такое. Однако стоит лечь спать, я снова вижу Шаталова. Здесь же, в гостевой комнате, но с другими. Когда перехожу на диван в гостиную, картинки становятся лишь ярче и порочнее. А когда пересаживаюсь в кресло — к злости добавляется что-то новое, от чего жутко болит переносица и, как во время аллергии, слезятся глаза.

Тревожный диагноз. Неведомая хворь, косящая психику и тело.

Мое «исцели себя сам» не действует на нее, как ни пытаюсь отвлечься конспектами и учебниками. Скудный жизненный опыт молчит. И даже сон не может помочь.

В нем, как назло, опять Шаталов. Почему-то уставший и злой. В тех же костюме и рубашке, в которых выходил из дома. Будто хочет что-то понять, он садится рядом. Заправляет мне за ухо выбившуюся прядь. Подушечкой пальца невесомо касается щек, губ и подбородка. А после... подхватывает меня на руки и несет.

Осторожно, словно я хрустальная и могу разбиться.

Прижимая к груди так тесно, что слышу, как быстро бьется его сердце, и дурею от запаха.

Странный сон. Такой же непонятный, как мои вчерашние эмоции. Сладкий и горький одновременно.

Несмотря на главное действующее лицо, просыпаться не хочется от слова «совсем». Марк во сне уходит, но я все равно пытаюсь дотянуться до него. Шепчу непослушными губами что-то вслед. Ворочаюсь с боку на бок, пытаясь вернуться в необычное сновидение.

Но, когда где-то вдалеке слышится шум воды, сонливость слетает с меня, как пушистые семена с одуванчика.

Будто в первый раз вижу, осматриваю в полутьме потолок и стены гостевой комнаты. Трогаю кровать, которую еще вечером променяла на диван, а после — на кресло. Тру щеки и глаза, надеясь поскорее разобраться с вязким туманом в голове.

Понимание, что сон не был сном, приходит постепенно. Оно подбирается ко мне невидимым воришкой. Дергает внутри какую-то нитку, заставляя вздрогнуть и обхватить себя руками. Выталкивает из кровати прочь. На звук, как слепого крота.

Глава 11. Точка кипения

Мы как магниты. Притягиваемся, независимо от воли и желания.

Плитка пола холодит босые ступни, но я иду по дому, не останавливаясь ни на секунду. Словно в спину кто-то толкает. Вначале направо по коридору. Мимо гостиной и хозяйской спальни. Затем вниз по лестнице, в сторону тренажерного зала.

Иду, по-прежнему обнимая себя руками. Без единой мысли и без плана. Дрожу в тонкой пижаме, будто сейчас не сентябрь, а январь.

Замедлиться не получается, даже когда шум воды становится громче и свет все сильнее бьет по глазам. Как перед нырком, я делаю глубокий вдох на пороге просторной комнаты с тренажерами и несчастной грушей. Щурясь, облизываю пересохшие губы.

Совсем безвольная. С клубком эмоций вместо извилин. И с какой-то совершенно непонятной, запредельной даже для меня смелостью.

Страха словно не существует. Злости, которой пропиталась насквозь за долгий вечер, — тоже. Я помню их вкус. Помню, как представляла Шаталова с незнакомыми женщинами, как ругала себя. А теперь...

Осталась только дикая смесь любопытства, непонимания и чего-то незнакомого, запретного. Такого сильного, что с трудом заставляю себя притормозить у запотевшего стекла душевой кабины. А когда подхожу вплотную, сердце ударяется о ребра так громко, что подкашиваются ноги.

Ни в первую близость с Витей, ни во вторую я не чувствовала никакого волнения. С ним я позволяла себе все. Смотрела. Гладила. Пробовала на вкус. По выходным, когда соседи разъезжались кто куда, мы часами торчали в кровати, изучая разные позы, и честно рассказывали, что понравилось, а что нет.

Казалось, у нас все идеально и правильно. Именно так, как должно быть! Но никогда, даже в наш последний раз, я не робела и не тряслась при виде обнаженного мужского тела, как в эту минуту.

С Шаталовым все иначе.

Меня прибивает к полу от первого же взгляда на него. И уже в следующий момент хочется рвануть в свою комнату, а лучше — вообще из дома.