Я. Тебя. Заставлю

— Конечно, Ладушка. Бери подушку и садись, — кивает себе в ноги. Родители много работали, и в школу мне всегда помогала собираться именно она. Бабуля умеет плести быстро и аккуратно, вот только так сильно стягивает прядки, что вечером, когда я распускаю их, мне кажется, что расслабляется все тело. Но я с детства привыкшая. Возможно, именно благодаря этому мне очень нравится, когда меня тянут за волосы.

Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расческу и резинку.

— Резинка пока не нужна, подержи ее, — бурчит бабушка. В последнее время у нее частенько плохое настроение. Мне горько видеть ее такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. — Что-то случилось?

Ее заботливый тон оголяет нервы, я будто снова там, в этом огромном банкетном зале со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.

— Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, — сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу ее заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.

— Мы расстались с Леней, — говорю я.

— Он мне никогда не нравился, — отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. — Что это за дружильки такие, длиной в пять лет.

— Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.

— А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всем подстроиться, а в ответ ничего?

— Деньги, — вздыхаю я. — Он предлагает много денег.

— Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы? Он женат?

— Бабушка! — смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на ее инстаграм подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, ее поперечный шпагат до сих пор идеален.

— А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.

— Ладная Ладка, — улыбаюсь.

— Что попало получилось! — ее голос снова становится низким, раздраженным, бабушка грубовато распускает мои волосы, расчесывает их и начинает плести заново, стягивает пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. — Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?

— Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.

— Будь осторожна. Одиночество — сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.

Что ж, возможно, одиночество — это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, эффект имеет накопительный?

Неделя за неделей мне приходится заставлять себя им наслаждаться, осторожно пробовать на вкус, прислушиваясь к ощущениям, отчаянно желая однажды все же пристраститься.

Я постоянно ищу плюсы своего нового положения, подумываю даже записывать их в блокнот.

Больше не нужно тянуться к телефону каждые пятнадцать минут, проверяя, не написал ли он что-нибудь. Не нужно готовить яичницу по утрам из шести яиц, мне вполне хватает одного или двух. А еще я могу варить овсянку, которую обожаю и которую категорически не признавал Леня. Хоть каждый день ее вари теперь. Вкусно.

Я вздыхаю, делая массаж лица перед зеркалом. Иногда мне кажется, что это дурной сон. Я проснусь среди ночи, а мой черноволосый Аполлон сопит рядом, прижмусь к нему и счастливо вздохну.

Он ведь тоже ночует один. Наверное, так же лежит часами, глядит в потолок и думает обо мне. Иногда я беру в руки телефон, но каждый раз смотрю время и откладываю мобильный в сторону. «Не сегодня», — говорю я себе. Если однажды я и стану бесхребетной медузой, то не сегодня!

Очередное утро начинается как обычно. Я вновь просыпаюсь разбитой и невыспавшейся. Одинокой. Благо в суматохе совершенно нет времени скучать и накручивать себя, потому что нужно спешить на работу. Уже два месяца мне есть чем заняться, где реализовать потенциал. С каждым днем будет легче. Я обязательно привыкну.

В офисе первым делом отвечаю на срочные письма, после чего предупреждаю босса, что на планерке сегодня присутствовать не получится, потому что с утра у меня суд, к которому я усиленно готовилась.

Очень боюсь опоздать, поэтому приезжаю на сорок минут раньше. По пути покупаю кофе в пластиковом стаканчике и замираю с ним около многоэтажного здания Арбитражного суда. Мощного, внушительного. Мне немного не по себе, я чувствую страх, которого раньше не было. В Москве я чуть ли не бегом бежала на заседания, не боялась ничего и никого.

Триколор гордо развевается на крыше строения, я почему-то долго слежу за движением ткани, которой играет ветер, и не замечаю, как ко мне приближаются.