Я. Тебя. Заставлю

— О, дорогая! Я, кстати, не так давно кое-что о нем выяснила. Хотела рассказать, а потом из головы вылетело. Не знала, что вы вместе. Мне самой стало интересно, после того как ты сообщила, что он теперь судья. У них, оказывается, был очень сильный выпуск, практически все чего-то добились.

— Да, Марат Измайлов с ним же учился.

— Знаю! К нам недавно устроилась его бывшая одногруппница, показывала студенческие фотки. Он там симпатичный такой. Эти губы пухлые.

Которые я сегодня целовала.

— Он и сейчас симпатичный. У него был тяжелый период три года назад. Отец умер, — сама не замечаю, как ощетиниваюсь. Если его кто-то при мне еще хоть раз назовет гоблином, я заткну этому человеку рот!

— Да, и у него самого был рак.

— У Кирилла? — я делаю паузу. — Ты уверена?

— Абсолютно.

— Не у его отца?

— Нет, у Кирилла. Об этом мало кто знает, он скрывал даже на работе. Виктория дружила с его девушкой, поэтому в курсе.

— Виктория?

— Одногруппница, что у нас теперь трудится! Не тупи! Она дружила и дружит с его бывшей девушкой, которая тоже училась в их группе, и поэтому в курсе, что у него был рак. Они расстались, он изменился сильно в тот период.

— Я поняла. Ты никому не говори больше. Он, наверное, не хочет.

Мой океан боролся за жизнь со смертельной болезнью. Я вообще ничего о нем не знаю.

— Нет, конечно, — она делает движение, будто застегивает рот на молнию. — Вика обрадовалась, что у него все наладилось и что рак не вернулся. Я не знаю почему, но в его случае вероятность почему-то была высокая. Случайно проговорилась. Она утверждает, что он нормальный парень. А теперь еще и судья! Так что я за тебя рада.

Кирилл возвращается перед рассветом. Звонит в домофон. Открываю, едва услышав в динамике «это я» знакомым голосом.

Поднимается в злополучном лифте. Я жду у порога с приоткрытой дверью.

— Ты почему вся мокрая? — первое, что он спрашивает.

— В ванне лежала, наскоро обвязалась полотенцем, когда услышала звонок. Хорошо, что ты приехал. Я ждала.

— Пообещал ведь. Не лежи ночью в ванне, можешь уснуть. — Разувается и проходит в квартиру, я закрываю дверь и семеню следом.

— Чем все закончилось? — спрашиваю.

— Потом расскажу, — отмахивается. — Еще не закончилось. Я принял обезболивающее, помоюсь и лягу спать, хорошо?

— Разумеется… — говорю вслед, когда он скрывается в ванной. Спешу в комнату, забираюсь под одеяло и жду. А когда матрас прогибается под весом его тела и Кирилл оказывается рядом, я, наконец, прижимаюсь лбом к его плечу и засыпаю.

Под утро мы занимаемся любовью. Это происходит во сне, спонтанно и как-то… отчаянно. Шторы плотно задернуты, свет сквозь них пробивается, но мы не открываем глаза, чтобы продлить ночь, которая в этот раз не принесла отдыха. В какой-то момент он обнимает меня со спины в полусне, ведет ладонью по бедру. Я прогибаюсь ему навстречу. Мы голые, поэтому нет никаких препятствий и сложностей. Просто приподнимаю ногу, и он легко проникает в меня.

Происходящие сладко и горько одновременно. Я слишком измотана, чтобы настраиваться на оргазм, но мне до дрожи приятно просто чувствовать его движения, слушать наши рваные вдохи.

Его рука на кровати перед моей грудью, он словно обнимает, не касаясь. А в момент пика слегка прикусывает кожу на моем плече, как в первый раз. Я чувствую себя удовлетворенной и засыпаю с улыбкой на губах.

Глава 48

Лада

Я просыпаюсь на его плече. Мы лежим на самом краешке кровати, еще немного, и Кирилл свалится. Судя по всему, во сне он пытался отодвинуться, но в итоге я победила, прижалась и даже ногу закинула.

В комнате тихо, лишь мерно гудит кондиционер, южный аналог камина, отвечающий за уют в доме. Мне немного зябко, но Кирилл отбросил одеяло.

Сначала мне кажется, что у него жар, я осторожно приподнимаюсь на локте и целую его лоб — к счастью, прохладный. Невольно возвращаюсь мыслями к вчерашнему диалогу с Машей. Смотрю на его лицо и думаю о том, как сложно и страшно, наверное, бороться со смертельной болезнью в одиночестве. Когда твоя жизнь нужна только тебе одному, а опустишь руки — никто и не заметит. Никому не будет больно. Мне это незнакомо. Да, в нашей семье не принято обниматься, да и прочих сложностей хватает. Как и во всех других семьях! Но друг за друга мы горой.

Неудивительно, что он закрыт для отношений. И тем не менее он в моей постели у меня дома.

На его груди и на бедре огромные синяки. Два выстрела, два попадания. С двух-трех метров даже в пьяном состоянии промазать невозможно. Тот, что на ноге, — какого-то совсем жуткого цвета, кожа содрана. Да и костяшки на руках разбиты, подживают. Как он будет в суде с такими руками? Юристы глаза сломают пялиться.

У Кирилла есть четкие жизненные ориентиры, он не мешкает и не сомневается. Моментально принимает решения и придерживается их, не жалеет. И это мне тоже в нем нравится.