Я тебя знаю

— Да? — теперь в голосе Зельевара звучала неприкрытая насмешка. — Ты уверен, что меня стоит благодарить? Ты пришёл за помощью в Лютный. Если ты согласишься, я смогу попросить тебя о любой услуге. Ограбить, предать, убить! — он говорил всё громче и громче, постепенно наступая на Арлиса, который пятился, пока не оказался прижат к дверному косяку. — Я могу заставить тебя совершить самоубийство... Или отравить городскую канализацию... Проклясть Министра Магии... — шипел Зельевар, нависая своим капюшоном, под которым клубилась мгла, прямо над Арлисом. — А если ты откажешься, то колдовство распадётся и всё возвратится в исходную точку — твоя дочь снова будет при смерти. Ты готов пойти на это?

Он резко отпустил Арлиса, которого держал за грудки и снова отошёл к дальней стене лавочки. После чего добавил уже нормальным голосом:

— Итак, я спрашиваю тебя последний раз: ты согласен?

Арлис высоко вскинул голову и тихо, но очень твёрдо сказал:

— Да!...

...Оставшись один, Северус снял капюшон и с силой провёл рукой по лицу. Оборотное зелье и плащ, сотканный из мглистой нити его сломанной прялки. С десяток заклинаний от нежелательных посетителей, запасы ингредиентов на несколько месяцев вперёд и ставшая уже хронической головная боль от постоянного недосыпа. Каждую ночь Северус читал книги по Зельеварению, начиная уже находить определённое удовольствие в возне с корешками и загадочными животными субстанциями. Помогало почти полное отсутствие брезгливости. Вот и очередной клиент ушёл без оплаты... «Услуга... Что он может мне дать, багет вне очереди?» — раздражённо подумал Снейп. Но отказать всё-таки не смог.

«С таким характером ты до конца аренды не соберёшь нужной суммы», — ворчал его внутренний голос. Однако Северус уже привычно предложил ему заткнуться. Реставратор артефактов запросил за ремонт баснословные деньги, и если бы прялка принадлежала самому Снейпу, он уже давно плюнул бы на затею её починить. Но теперь он был как никогда близок к осуществлению заветной мечты. Это заставляло браться даже за самые рискованные заказы. И до сих пор ему всё удавалось. Он приходил сюда каждый вечер после занятий, занимал субботние и воскресные дни, даже иногда праздники.

Вьюга заметала окна, минуты сплетались в часы пока на свет не появлялось новое зелье. Или хорошо забытое старое. Это помогало... Помогало не думать. Но стоило переступить порог Хогвартса, как его снова охватывала тревога. Тревога по имени Лили Эванс. Северус, казалось, спиной мог чувствовать обжигающий взгляд Лили. В Большом зале, на занятиях, на переменах. Но стоило поднять глаза, как она тут же отворачивалась, заговаривала с кем-то, энергично жестикулируя. В такие моменты он убеждал себя, что ему почудилось. Так было проще. Лежа за толстым бархатом полога, он пытался представить, что того нелепого разговора и вовсе не было. Северус жалел, что поддался порыву. Дался ему откровенный разговор. А теперь воспоминания захлёстывали, мешая дышать, разъедая душу горечью, которая оседала на языке, оставляя почти осязаемый противный привкус...

...Когда он подошёл к ней в тот день, Лили сидела на подоконнике, склонившись над пергаментом. Он догадался, что она писала письмо домой. Несколько прядок выбились из хвоста и скользили по пергаменту вслед за пером. На несколько минут Северус залюбовался: изящный поворот головы, тонкие запястья, плавные движения. Сейчас она казалась хрупкой и беззащитной. Северуса охватило иррациональное чувство: потребность защитить её, оградить от всех опасностей мира, спрятать.

— Лили, — несмело окликнул Северус. Он позвал её осторожно, но Лили всё равно резко дёрнулась и ойкнула. Едва не залила пергамент чернилами, а потом затолкала его в сумку, словно готовясь уходить.

— Привет, — радостно поздоровалась она, едва заметно покраснев. На мгновение Лили потупилась, но потом решительно вздёрнула подбородок. В этом жесте Северусу всегда чудилась упёртая решимость, умение стоять на своём, даже если неправа. В Слизерине эту черту могли назвать глупостью, но Северус предпочитал слово «безрассудство». Его восхищала эта её черта. Вот только что это упорство сейчас сулит ему самому?

— Мы можем поговорить? — осторожно спросил он.

— Конечно, — Лили энергично кивнула, заправила выбившиеся локоны за ухо и пытливо посмотрела на него. На её губах играла загадочная полуулыбка, а зрачки казались чуть расширенными. Это сбивало с мысли.

— Я... — Северус запнулся, не вполне понимая, что следовало сказать. — Тот поцелуй... он... что-то значил, — полувопросительно-полуутвердительно сказал он и вскинул голову, вглядываясь в лицо Лили и пытаясь найти в нём ответ. Северус подобрался, как перед казнью. Страх в его душе смешивался с иррациональной, бешенной надеждой, а Лили всё не давала ни малейшей подсказки: её глаза хранили уклончивое выражение, а сама она, казалось, всецело была поглощена рассматриванием резких черт его лица. Наконец, она прервала молчание: