Я — Темур, властитель вселенной

Следование законам шариата и урфа, на мой взгляд, представлялось очень важным, и сегодня, когда я стою на пороге своего семидесятилетия, продолжаю считать это важным. Я понимал, что человек, почти всю жизнь проводящий верхом, в вечном движении, перемещающийся из одного края своего царства в другой, не может остановиться, так как ему необходимо постоянно убеждаться в том, что все разнообразные части его владений продолжают оставаться покорными его власти. А такое недостижимо, если повсеместно не обеспечить неуклонное исполнение законов шариата и урфа. Я знал, что когда законность и порядок установлены даже в отдалённейших уголках моего государства, это равносильно тому, как если бы я сам постоянно присутствовал в тех местах. С того дня как я обрел власть и по нынешний, когда я пишу эти строки, все, что я делал, основывалось на законе. Мой предок Чигиз-хан в своих делах опирался лишь на силу и жестокость. Я же во всех своих деяниях учитывал законы шариата и урфа с тем, чтобы народ знал, что принимаемые мною решения необходимы с точки зрения требований как религии, так и и так и мирской жизни, и поэтому он должен принимать эти решения как душой, так и сердцем.

И воинов своих я воспитывал таким образом, чтобы покорны были закону и знали, что будут сурово наказаны в случае его нарушения.

Я дважды в день выдавал им питание, один раз в полдень, а второй раз — вечером, к наступлению ночи. Ежедневно, после утреннего намаза я обязывал их отрабатывать навыки воинского искусства. Я знал, что мое присутствие в степи во время занятий по боевой подготовке и отработке упражнений оказывает огромное положительное влияние на воинов, ибо упражняясь на моих глазах, они больше старались освоить эти навыки.

Это обучение и упражнения длились треть дня, затем я предоставлял воинам время на отдых и обед. После этого, до полуденного намаза воины могли заниматься своими личными делами. После полуденного намаза, боевое обучение и упражнения возобновлялись и продолжались до заката. В жаркие летние периоды боевая подготовка и упражнения переносились на вечернее время с тем, чтобы жара не мешала успешному их проведению.

Так я поступал всю свою жизнь и сегодня, где бы не находилось мое войско, оно неизменно следует этому, раз и навсегда установленному распорядку боевой учебы и тренировки. Я знал, что самый верный путь завоевать уважение в сердцах воинов — это когда военачальник выглядит в их глазах сильным, отважным и искусным. Я знал, подобно тому, как я в свое время ни во что не ставил бессильного и неумелого начальника, мои солдаты будут чувствовать то же самое в отношении меня, если я не буду проявлять постоянно вышеуказанные качества. Поэтому время от времени на глазах войска, во время занятий по боевой подготовке, я сам стрелял из лука, метал копье, фехтовал с тем, чтобы видели и знали, что их командующий не слабак и не новичок в ратном деле.

В 758 году хиджры, когда мне было двадцать два года, группа воинов эмира Бухары убила шестерых из моих воинов, возвращавшихся из степи. Согласно законов шариата, цена крови за неумышленное убийство равна ста верблюдам, тогда как право устанавливать цену за преднамеренное убийство представлено хозяину пролитой крови. Я написал послание эмиру Бухары, где говорилось, что убиты мои воины, возвращавшиеся из степи и что в их убийстве, по свидетельству тех, кто видел это, участвовали пятьдесят его воинов, и поэтому эмир Бухары должен уплатить за каждого моего убитого воина по три тысячи мискалей золота в качестве платы за их кровь, или же передать в мое распоряжение убийц, количество которых пятьдесят человек с тем, чтобы согласно законов шариата, я сам их обезглавил. Эмир Бухары прислал ответ, в котором говорилось: «Если бы твои воины не затеяли ссору, они не были бы убиты, поэтому в том, что случилось, виноваты они сами, как затеявшие ссору первыми». Я знал, что либо эмир Бухары лжет либо его воины солгали ему. До того, как написать и отправить послание эмиру Бухары, я разобрался в обстоятельствах, чтобы не возводить необоснованных обвинений в адрес его воинов.

Я знал, что несправедливая клевета — это один из тягчайших грехов, и добропорядочному мусульманину, каковым я являлся, не пристало прибегать к ней. У меня не было сомнений, что виноваты были воины эмира бухарского, поэтому я написал и отправил ему еще одно послание, в котором говорил: «Твои воины солгали и ввели тебя в заблуждение, преподнося случившееся в искаженном виде. Или же, лжешь ты сам, заведомо зная, что виноваты твои воины, в этом случае тебя самого следует считать врагом Аллаха. В пречистых законах шариата убийцы или воры не названы врагами Аллаха, однако таковыми названы лжецы, тем самым и подчеркивается, что не существует более тяжкого греха, чем ложь».