Я — Темур, властитель вселенной

Я сказал: «Нет». Q(i сказал: «Лучше тебе не знать, сколько ступеней ты преодолел, так как лестница — это годы твоей жизни и ты будешь взбираться вверх пока жив и никогда опустишься вниз. Всегда оберегай людей науки, искусства и поэзии, даже если они настроены против тебя, не обижай их, даже если не воспримут они твоей религии». После этого наставления, я проснулся.

Сегодня проходит сорок восьмой год со того дня как привиделся мне тот сон и я могу назвать его вещим. Все эти сорок восемь лет я постоянно рос и развивался, мое богатство и могущество ширились и все строптивцы либо покорно склонили свои головы предо мною, либо лишались их. За эти сорок восемь лет не было и мгновения, когда бы я отступил назад или чтобы мое богатство и могущество уменьшились, а сегодня я намерен идти походом на сам Китай и покорить эту страну.

То, что во сне вышла из строя моя левая нога, означало, что впоследствии в одной из битв она будет сильно ранена, с тех пор и поныне я хромаю на неё. А то, что в том сне перестал я владеть правой рукой означало, что впоследствии в войне с Тохтамышем моя правая рука будет сильно ранена, с того дня и поныне мне не удается сгибать и разгибать ее пальцы так, как мне бы хотелось, и пишу эти строки о событиях своей жизни, пользуясь левой рукой.

(Пояснение: сам Тимурленг на последующих страницах расскажет о событиях, связанных с войной против Тохтамыша, поэтому нет необходимости в том, чтобы мы давали какие-либо подробные пояснения по данному вопросу, вкратце лишь сообщим, что это был один из крупных повелителей южной части России. — Переводчик.)

Я не могу удержать калам в правой руке, но могу удерживать ею рукоятку сабли и рубиться, так как плечо, предплечье и кисть не повреждены. За сорок восемь лет, прошедших с даты того сна, я получил в битвах сто семьдесят две раны, но никогда из моих уст не вырывалось и стона, и всякий раз как мне наносилась рана я лишь стискивал крепче зубы, чтобы не застонать невольно. Следуя велениям того сна, я помнил и проявлял заботу о людях науки, искусства и поэзии, даже если некоторые из них и не были мусульманами, вопреки тому, что считались еретиками подобно Шамсуддину Мухаммаду Ширази (имеется в виду Хафиз Ширази).

Когда я вступил в Шираз, до того как собрать тамошних ученых мужей, повелел я доставить ко мне Шамсуддина Мухаммада. Через час доставили ко мне старика, чуть согбенного, заметил я, что один глаз у него слезится, я спросил его: «Ты и есть тот самый Шамсуддин Мухаммад Ширази?»

Старец ответил: «Да, о повелитель Вселенной».

Я сказал: «Это ты писал в одной из своих газелей слова, смысл которых сводился к следующему: «Боже, надели нашего мухтасиба (т. е. чиновника, надзирающего за соблюдением нравственных устоев), мелодичностью бубна и свирели, а саз (вид музыкального инструмента) шариата от этого не лишится своего законного характера».

Ширазский поэт сказал: «Да, повелитель Вселенной, я сложил э^и стихи». Я сказал: «Ты что, не знал, что эти стихи — прямое оскорбление религии?» Поэт сказал: «Я не намеревался оскорблять религию и хотел лишь сказать, что звучания бубна и свирели настолько незначительны, что не могут поколебать устоев религии».

Я сказал: «Это не так, и в этом стихе явно проглядывается намерение оскорбить». Потом я спросил: «Хочешь увидеть Самарканд и Бухару, города, которые ты поминаешь в своих стихах?» Он ответил: «О повелитель, будь я молод я бы еще, может, стремился увидеть Самарканд и Бухару, но поскольку я стар, то знаю, что пустившись в путь могу не достичь цели, умереть в пути, не вернуться в Шираз». Я сказал: «Эй, Шамсуддин Мухаммад, кроме Шираза видел ли ты другие края? (Тимурленг произносил и писал Си-раз вместо Шираз — Марсель Брион). Ты воображаешь, что красивее Шираза нет других мест? Тогда как твой Шираз перед моим Самаркандом выглядит как маленький и ничтожный городишко».

«Еще до того как я достиг власти, Самарканд был одним из красивейших городов мира и сделал я его самым красивым и благоустроенным городом Вселенной. В твоем Ширазе есть не более семи мечетей, среди которых лишь одна — большая, а в моем Самарканде насчитывается двести больших мечетей, в каждой из них по две, три, а то и четыре «гульдаста» (минарета), а на куполах каждой мечети установлены золотые полумесяцы, и когда с вершины холма на окраине ты посмотришь на Самарканд, утопающий в зелени садов, можно подумать, что зришь рай земной».