Как любой маленький человечек, я периодически проверял окружающую действительность на прочность. Например, скандал на тему «буду-не буду» мог касаться каши, гуляния, укладывания и всего, чего угодно. Естественно, пробовались родители на прочность и по театру. Моё еженедельное нытье правда разбивалось раз от раза об их непреклонность. Но однажды я пошёл дальше обычного! Получив парадные брюки и рубашечку для переодевания в театр, я вместо выполнения приказа тихонько открыл раскладной «диван-книжечку». В бельевом отсеке под диваном было все, как обычно, одеяло, подушка и простынка, не хватало только мальчика, который на этом спит. Я добавил себя, и, толкая из ящика спинку дивана, смог-таки закрыть его. Трясясь от страха наказания, я слушал из-под дивана переговоры родителей, потерявших ребёнка в небольшой двухкомнатной квартире! Напряжение нарастало, после проверки пятиэтажной лестницы и обзора улицы с выхода из парадной семейный рокот добавил децибел. Начались срывы друг на друга, от чего я начал выдавать барабанную дробь об фанеру бельевого отсека, меня колотило от страха, ведь я прекрасно понимал, что все это переключится на меня при возвращении блудного сына! Смогу ли я теперь всегда жить здесь в подземелье, когда родители будут дома, а выходить после их ухода на работу? Каким вырастет диванный Маугли? Все эти вопросы роились между бельем и мной. Не выдержав напряжения, я вынырнул из чёрной дыры обратно в Советскую семью. После перфорации сознания руганью я поплыл в театр за конфетой, мелко семеня коленями и подобострастно заглядывая в подбородок маме, в попытке изображения идеального ребёнка…
В другой раз я протестовал в открыто-закрытую! Я просто закрылся в туалете вместе с рубашечкой и брючками и кричал оттуда о неприемлемости понуждения детской личности силовыми методами в искусстве и Советской жизни! Однако, мой бастион как всегда пал!
Когда-то все кончается. Так и у нас, то ли у мамы кончилось терпение, то ли абонементы перестали выпускать. Может родители удачно перечитали двенадцать стульев и задумались о конце книги, где Киса перерезал горло Остапу. Факт остается фактом, меня прекратили «ходить по мукам» и переключились на Эрмитаж…
Лагеря