— Саша передал целый мешок вкуснятины, — женщина протянула Беловой пакет с фруктами, — а сам приехать не смог, потому что все дороги перекрыли, — быстро соврала, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.
— Что, даже записку не передал? — слишком серьёзно произнесла Оля, изучив содержимое пакета.
Что-то не так. Что-то случилось, у Саши явно беда. Почему Катя врёт? Что они хотят скрыть от меня? Все эти мысли и переживания не покидали её ни на минуту.
— Записка? — Катя явно замялась, на ходу придумывая отговорку. — Слушай, я её, по-моему, выложила…
Напряжённая обстановка была ненадолго разряжена, когда в палату вошла медсестра с младенцем на руках.
— А кто это у нас тут пришёл такой золотой? — Катя быстро приняла ребёнка. — Такой хороший мальчик! Ты посмотри, какой красавец, — она отдала малыша на руки Беловой, обняла её за плечи. — Ты посмотри, как он на Сашку-то похож!
На Сашку похож… Укол совести снова больно кольнул в груди. Эх, Катя-Катя… Ты такая добрая и сильная, но даже тебе я не могу во всём сознаться. Да и что сказать? Ребёнок, которому ты помогла родиться, пришёл в этот мир через ложь и предательство. Ведь у него совсем нет и не может быть ничего от Сашки… Малыш приоткрыл глазёнки, и Оле снова захотелось плакать. Почему Катя так сказала? Только потому, что родственницам положено сравнивать младенцев с их молодыми отцами? Ваня голубоглазый… Может, она из-за цвета глаз решила, что сын на Сашу похож? Только вот… Оля смахнула слёзы, и на её лице проступила искренняя улыбка. В ней было столько любви и столько боли одновременно. Только вот я одна знаю, чьи это глаза. И взгляд такой же у тебя, сынок. Как у папы — будто ты всё понимаешь.
Витя… если в нём уже сейчас есть твои черты, то что же будет потом? Подумать только, у этого счастья — твои глаза. Сколько раз я пыталась убеждать себя, что это только мой ребёнок… Глупо и наивно. Он и твой тоже. А ты никогда не узнаешь, что сегодня стал отцом… Наверное, я всё-таки хотела бы, чтобы ты знал. Но не могу. Не могу…
Влажные дорожки, след от снова пролившихся слёз, исчертили щёки. Оля осторожно приложила сына к груди, улыбаясь уже спокойнее и шире. Вот ради чего стоит жить. Такой маленький, но такой большой… От Катиного зоркого взгляда не укрылось, что новоиспечённая мама уже установила с сыном прочный зрительный контакт. Так не хотелось разрушать всю хрупкую интимность этого момента… Катя тихо встала с кровати и поспешила удалиться в коридор.
Камера Бутырской тюрьмы выглядела жутко: железные нары, холодные обшарпанные бетонные стены, решётки на окнах. И сыро, отвратительно сыро…
— Смотрящий кто? — физиономия Белова скривилась от омерзения.
— А тут смотрящих нет, — буркнул худощавый темноволосый паренёк, — мы все здесь гости.
Парень жестом указал на свободные нары, и друзья неторопливо заняли свои места.
— Саня, какого чёрта ты их впустил? — Космос первым нарушил уже порядком надоевшее молчание. — Сидели б сейчас, водку пили!
— А ты вспомни, как нас четыре года назад менты гоняли, — хладнокровно произнёс Белов.
— Ох, не знаю, — сын астрофизика недоверчиво покачал головой. — Не нравится мне всё это.
— Расслабься, Кос, — усмехнулся Пчёла, с ногами устраиваясь на верхнем этаже железной кровати. — Когда ещё выдастся момент ни о чём не думать, как не на зоне? Помните, анекдот был…
… И через полчаса камера Бутырки уже наполнилась дружным хохотом. Витя травил анекдоты из юности, Фарик и Саша — армейские истории про их первый выкуренный косячок афганки.
— Жена рожает, я на нарах… — с тоской произнёс Белый, когда веселье наконец немного улеглось.
— Прямо таки рожает уже? — взволнованно поинтересовался Фил.
— Рано утром Катя звонила, сказала — роды начались, — Белов задумчиво затянулся сигаретой, — мы же Пчёлу с Фарой и ждали, чтобы в роддом поехать.
Жена рожает. Почему-то от слов Белого мурашки бросились врассыпную по телу. Это чувство было похоже на тревогу или даже на страх. По правде говоря, даже самому себе Пчёла не смог бы объяснить, чего боялся. Да, Саня, и всё же мне тебя никогда не понять. Она сейчас там одна, мучается. Это же дофига больно, наверное. И страшно. А ты… Шутки тут на зоне про афганку шутишь. На миг он представил Олин испуганный взгляд. Она там с ума сходит, не знает, почему любимый муж не рядом. Пчёла шумно затянулся, зажмурив глаза. Ты только держись там, Оленька… Времена сейчас тяжёлые — вон, что на улицах происходит. Вот бы за руку держать тебя сейчас. Пусть только тебе сильно больно не будет… На какое-то время показалось, что он физически ощущает её состояние. Сердце забилось чаще, ладони вспотели. Витя тяжело вздохнул, выпуская густое облако дыма.
— Радуйся, Белый, — басом прогоготал Космос, — скоро папашей станешь!
— Заткнись, идиот, — сквозь зубы прошипел Пчёла, с силой пихнув Холмогорова кулаком в бок. Тот поднял на друга удивлённый взгляд округлившихся глаз.
Тоже мне, радуйся. Жена одна, среди людей в белых халатах, а муж пропал. Хороша радость! Придурок ты, Кос.
— Кончай ржать, спать пора, — быстро исправился Пчёлкин, отворачиваясь на бок.