Спрыгнул Лёха с кровати, зарядку сделал и сбегал в совмещенный для всех гигиенических и физиологических надобностей санузел. Последней процедуре отдал он больше энергии, чем нужно было его вполне здравому смыслу. Зубы чистил он со всех сторон с таким остервенением и усердием, будто в ЗАГСе качество его как мужа будут определять по зубам. Так выбирают коня для долгой тяжелой работы.
В восемь часов, под непобедимо громкий и оптимистичный хор имени Пятницкого, от одухотворённости которого трясся при высоких нотах белый пластмассовый, прибитый к верхнему косяку двери, радиоприёмник, Лёха почему-то стал одеваться в торжественный костюм. Отутюжила мама всё, включая носки синтетические и галстук бордовый с тонкими розовыми строчками наискосок. Его всего за сорок минут подобрала к Лёхиному облику Надина мать родная и путеводная звезда Лариса Степановна.
Батя услышал сквозь голосовой надрыв огромного хора тот шорох, который создавал Лёха, влезая в штанишки, рубашку и пиджак чёрный с серебристым отливом.
– Эй, ты куда, орёл? – сказал отец с интонацией спящего глубоким сном человека. – Ты на другой что ли женишься? На предыдущей передумал? С другой раньше надо зарегистрироваться?
– Так это… – Лёха собрался и твёрдо заключил. – Женюсь на совместно одобренной коллективом невесте. Готовлюсь заранее. Вдруг галстук не так завяжу или рубашку застегну не на те пуговицы. Атак – будет время проверить. И у тебя, и у мамы.
Батя зевнул, почесал живот под белой майкой и глаза прикрыл. Лёха испугался, что стоя отец долго не проспит и рухнет на линолеум, возможно травмируется, а на свадьбе с разбитым лицом сидеть – только ужас наводить на гостей.
Батя! – крикнул Алексей Малович, воспитанный так, чтобы помогать людям хорошим, попавшим в трудную ситуацию.
– А чего орать-то? – открыл глаза отец. – Раздевайся. Мы поедем в одиннадцать. Сейчас почти восемь. Ты завтракать во фраке своём будешь или обляпаешь костюмец свой несоветский, как положено, за столом свадебным? Ну, соусом, скажем, или икрой красной. Собственно, можешь и чёрной. На костюме, правда, плохо будет видно, а рубашка от икры расцветёт такими дорогими пятнами, что…
Он не закончил мысль и побрёл в тот же санузел для выполнения комплексных задач. А мама на кухне чем-то звенела, чем-то стучала и напевала любимую бабушкину польскую песню, которая вместе с приятным запахом корочки на жареной картошке и котлет пожарских несла из кухни уют по всей квартире.
– Ты, Алексей, смотри там! – голосом учительницы младших классов изрекала важные напутствия мама. – В ЗАГСе и на свадьбе никаких фортелей не выкинь. Не остри. Место не то. Неизвестно ещё – подойдет им твоё остроумие или нет. Там весь народ из обкома партии. Я, например, не знаю, разрешают им там юморить вообще или не поощряют хихиканье. Государевы люди. Задачи большие решают, строгие, важные. И самое главное, больше там обнимай Надю свою и целуй. Слова замечательные всем про неё говори. Вот это – обязательно.
– Ему обязательно надо только на свадьбе быть. Ну и в ЗАГСе, конечно. – засмеялся батя. – И не ешьте сейчас много. Там за столом набьёте себе пузо дня на три вперед.
– А ты что, есть там не будешь? – насторожилась мама. – Знаю я тебя. Не любишь при чужих есть. Но тут надо. А то подумают ещё…
– Я и пить буду, – ещё веселее засмеялся батя. – Мы-то в редакции «московскую» в основном после работы помалеху трескаем, да двенадцатый портвейн с Ильхамом Шамуровым. А он-таки не дядька с улицы. Зам главного, однако. А на свадьбе, бляха муха, подозреваю, кроме конька с пятью звёздами и ром будет, и джин. Может, даже виски. Ни разу не пил.
– И не пей, – воскликнула мама. – Пригуби шампанского да граммов пятьдесят коньячка. И всё. Ты же не с Гришей Гулько во Владимировке гуляешь, брагу с ним глушишь. Неделю потом кислым тестом от тебя несёт. Дышать нечем.
– Э-э! – вставил слово Лёха. – Давайте, поругайтесь ещё. Придёте на свадьбу как прямо с похорон. Собирайтесь лучше. Ты, мам, час только причёску делаешь. Батя бреется почти столько же. До угробления микроскопического намёка на волосок. Опоздаем нафиг. Не хватало ещё.
Отец посмотрел на себя в маленькое круглое зеркало, висевшее зачем-то на кухне над маленьким холодильником «Саратов-2»
– Да, блин. Автобусы сейчас ходят как приятные новости о снижении цен и повышении зарплат. Редко и нерегулярно. Раньше и с тем и с другим полегче было. Ещё лет десять назад. Да…
– Ах! – вспомнила мама. – Нам же, ко всему прочему, ещё и с пересадкой ехать. Прямого автобуса до ЗАГСа нет отсюда.
И в половине десятого все бросились аккуратно, но всё же лихорадочно собираться.
– Пудра! Вот тут пудра вчера лежала. Не та белая. Розовая. Выходная, – металась мама пока не нашла.
Отец побрился на удивление оперативно. Минут за двадцать. А ещё через десять минут вышел в зал при таком сногсшибательном прикиде, что Лёха непроизвольно выдохнул: – Ну, па, ты как народный артист СССР. Нет, как премьер-министр Англии. Я по телевизору видел. Голубая прямо кровь, белая прямо кость!