Я твой, Родина

Там, где только что стоял Петя, в лучах солнца темнело пятно на серой стене, да над ним на голой ветке ясеня качалась шапка-ушанка.

— Бисовы диты! — не выдержал Перепелица и взвел затвор.

— Отставить! — прохрипел Николай, подымаясь.

Автоматчики вслед за ним сняли свои шапки.

Глава 9

Погудина искали по радио. Соня Потапова села за самую мощную радиостанцию бригады. В штабной землянке неуютно. В широкое окно видны одни стволы деревьев. Девушка держит в руке микрофон. Охваченное наушниками лицо побледнело, под глазами синь бессонницы. Ослабевший голос настойчиво зовет:

— Вихорь! Ви-и-хорь! Я — Буря! Буря! Отвечайте.

Она переключается на прием, но в эфире — ни звука на этой волне. Слабо жужжат радиолампы. Она пробует две-три волны рядом, в уши лезет визг, тихое подвыванье. Потом снова — молчание. Включает передатчик:

— Вихорь! Ви-и-хорь! Я — Буря. Буря. Вихорь, где вы? Погудин! Погудин!

Окно перед Соней вровень с землей. Ветер кидает в него мертвые листья. Один желтый листок приклеился к стеклу и сиротливо вздрагивает черенком.

С шумом вошел полковник. На сумрачном, гладко выбритом лице — свежий порез от лезвия бритвы. Он кутается в шинель, накинутую на плечи.

— Ну как, товарищ сержант?

Девушка встала, не поднимая ресниц:

— Не отвечает.

— Сидите. Продолжайте.

Она опустилась к аппарату и еще ниже наклонила голову, продолжая поиски.

Комбриг нетерпеливо ходит по землянке, каждый раз резко поворачиваясь. «Вот тебе и вихорь» — думает он.

Данные, сообщенные Погудиным из тыла немцев, чрезвычайно ценны. Но расплатиться за эти сведения таким офицером, как Погудин, слишком дорогая цена. Правда, командир бригады за двое суток с тех пор, как авиаразведка сообщила, что в замке расположились немецкие войска, уже начинал смиряться с мыслью о гибели разведки. Но какая-то искорка надежды все еще теплилась в нем, и он все время думал об этом, чем бы ни занимался. А дел было хоть отбавляй: через две недели танки должны отправиться в прорыв, рейд предстоял серьезный.

— Вы б отдохнули, Соня. — Полковник внимательно посмотрел на измученную радистку, которая продолжала монотонно взывать в эфир. — Никто вас не подменял? Идите к себе в машину.

— Нет. Разрешите еще?

— Дальше искать по радио безнадежно. Кончайте, — приказал полковник. — Очевидно рация у Погудина повреждена.

Девушка сняла обруч с наушниками и быстро обернулась к нему. В ее воспаленных глазах было столько решимости продолжать позывы, что комбриг сразу изменил свое приказание.

— Ну, хорошо, хорошо, еще немного можно, — успокоил он ее и подумал: «Откуда такое упрямство в девчонке? Третьи сутки не отходит от рации».

Помолчав, полковник спросил:

— Вы кем были до армии?

— Студенткой.

— Студентка? Какого же вуза?

— Уральский индустриальный.

— А, уральский. Вы хорошо Погудина знаете?

— Нет, видела его всего два-три раза. Он молчаливый, сдержанный, о себе не любит говорить.

— Да, за ним есть этот недостаток: вот уже третий день ничего о себе не сообщает, — пробовал шутить полковник.

Соня не ответила и снова надела наушники. Полковник сел рядом. Он припоминал все детали из рассказа санитара, который в очередь с другими автоматчиками дежурил на «НП» артиллеристов. Дядя Ваня видел в стереотрубу, как семь человек пробежало по крыше замка.

Полковник перебирал в памяти: «Бежали, торопясь. Значит это было уже тогда, когда нижние этажи занял противник… Бежали, не отстреливаясь… А как? Сразу на край, или метались из стороны в сторону?» Подумав о такой важной детали, полковник взял телефонную трубку и приказал вызвать санитара Новикова. Ему хотелось убедиться, что Погудин без препятствий ушел из замка.

Через две минуты явился дядя Ваня. Усы обвисли: на них так же, как и на шапке, и на плечах, был снег. Комбриг не дал ему доложить о себе.

— Снег пошел? — спросил он.

— Пороша, товарищ гвардии полковник.

Комбриг еще раз расспросил санитара, что тот видел, когда сидел у стереотрубы на переднем крае. Новиков обстоятельно и многословно рассказывал то же самое, что и раньше, и ничего не прибавил.

— Гвардии лейтенант Погудин должны вернуться, товарищ полковник. Они там все ловкачи подобрались, — закончил он.

— А как по крыше бежали? Прямо, или сначала в стороны метались?

— Совершенно прямо, товарищ полковник. У них, наверное, план был… Только кто-то один немножко замешкался, пока спрыгнул.

— Кто же это по-твоему мог быть?

— Не знаю, товарищ полковник. Расстояние большое, стереотруба не берет.

— А за ним кто-нибудь выбегал на крышу?

— Нет, не видно было. Только они — семь человек, я считал внимательно. Все семеро живы-невредимы.

«Могли бы еще вернуться, — подумал полковник. — Но снег. Снег — не во время! В темноте еще могли бы пробраться, а на снегу их перестреляют — и конец. Кто мог предвидеть такую неожиданность? А надо было предвидеть! И снабдить Погудина белыми маскировочными костюмами!»

Он сосредоточенно смотрел на капли, бисером рассыпанные на шапке, на шинели гвардейца. Со снегом совсем уменьшилась надежда на то, что Погудин выберется.

— Ви-и-хорь! Ви-и-хорь, — монотонно звала Соня.