Я твой, Родина

— И зря себя погубил, — добавил Юрий, присаживаясь напротив девушки.

Она холодно смерила его взглядом. Юрий почувствовал, что в ее глазах он ничтожество по сравнению с Погудиным.

Соня резко возразила:

— Во-первых, еще неизвестно, погубил или нет. А во-вторых, он такие сведения сообщил, что командующему фронтом докладывали. Николай выдающийся разведчик. И человек он хороший — энергичный, живой, веселый. Его так любят в нашей бригаде. У меня все время со всех батальонов спрашивают: «Как Погудин, как Николай?» Вот сколько у нас танкистов? И каждый о нем думает, вспоминает. Ты только пойми — каково бригаде потерять такого разведчика!

Юрий посмотрел на себя будто со стороны. Ему всегда казалось, что он хороший офицер — отлично учился в школе, знает машину, воинские уставы, в разведку сразу был определен. Но потом вдруг все пошло иначе — потерял танк, попал на ремонт. Правда, благодаря Ивану Федосеевичу вырвался оттуда, снова получил взвод разведки. Но все-таки он еще серенький, заурядный офицер. А хотелось быть впереди, на виду… Вспомнились как-то брошенные Погудиным слова: «Ты вот девушку полюбил и то не зажегся».

Соня думала о чем-то. Она встала, выпрямилась у стенки, заложив руки за спину, и сказала:

— Капитан Фомин, наверное, в молодости был таким же, как Погудин. Ты хотел бы стать таким? Я бы очень хотела, хоть немножечко быть похожей. Почему я родилась не мальчишкой?

Юрий отошел от нее и снова бросился на постель.

— Тебе он нравится?

— Очень, — сразу ответила Соня.

— Ты в него влюблена?

— Что ты? С ума сошел. Какая может быть на фронте любовь?

— А почему же нет?

— Нет, — решительно сказала она. — Когда занят большим, настоящим делом, то все остальное, что к нему не касается, должно отойти на «потом». Когда посвящаешь себя такому делу целиком, силы больше.

Он, приподнявшись на локте, засмотрелся на нее. А Соня вспомнила глаза капитана. Они говорили ей без слов: «Будь сильнее, девушка! Нам иначе нельзя: мы гвардейцы». И она себя чувствовала сильной, потому что уже верила: разведчики придут. Ей так хотелось этого! Конечно, они вернутся, у бригады будет снова Погудин. И, кто знает, может быть в том, что он вернется, есть и ее заслуга — трехдневный напряженный труд радистки. Соня стояла прямая, гордая. Щеки ее разгорелись, глаза блестели. Так бывает, когда человек после тяжелого переживания вдруг лихорадочно загорится хорошей светлой мыслью.

Она сейчас казалась Юрию такой близкой и родной, как никогда прежде. И никогда она не была еще так хороша. Он взял ее за руку.

— Соня!

— Ой, я и забыла! — спохватилась вдруг девушка и выдернула руку. — Мне сегодня еще надо составить отчет о состоянии аппаратуры. Пойдем, проводи меня. Ну! Подал бы шинель, — сказала она с упреком, одеваясь. — Вот мы с тобой еще школьные товарищи, а ты такой невнимательный, равнодушный.

— Соня, выслушай меня…

— Юра! — Она серьезно посмотрела ему в глаза. Он заулыбался, и Соня рассердилась на себя, что не смогла взглядом сказать того, что нужно. В голосе ее зазвучало раздражение. — Ты бы лучше подумал, как скорее стать другим. Вот подожди, я тебя еще на комсомольском активе бригады как-нибудь пропесочу. Вялый. Целый день на постели валяешься, когда сейчас все к боям готовятся. Что это такое? Неживой ты, что ли? Как только ты в разведку попал? Неужели и воюешь ты также вяло?

— Воюю? Вот увидишь, как я воюю!

— Хорошо. Посмотрим.

— Идем! — Он резким движением открыл дверь.

— Оденься. На улице мороз, а ты хочешь в гимнастерке. Оденься, оденься, иначе я с тобой не пойду.

Юрий накинул кожанку на плечи, и они молча вышли из землянки. Под ногами мягко хрустел снег. Небо очистилось от туч, и воздух был свежим, прозрачным. Сквозь деревья мертво светила полная луна. Безжизненные тени ложились на белую землю.

— В наступление скоро пойдем? Ты не знаешь? — спросил Юрий.

— Наверное, скоро. — Они прошли несколько шагов молча.

— Юра! Давай вместе напишем письмо в школу. Потом я им буду сообщать, как ты воюешь. А война кончится, обязательно в школу наведаемся. Хорошо?

Юрий слышал дружескую заботу в ее голосе, и в нем загорелось желание совершить необыкновенное. «Вот пойдем в бой — докажу», — решил он, взяв Соню под руку, и торжественно сказал:

— Как другу обещаю, что буду честно выполнять свой долг — любое приказание командира, любую задачу.

— Долг — мало.

— А что же еще?

— Всего себя целиком отдать.

— Я так не смогу, — печально ответил он.

— Сможешь, если захочешь, — решительно сказала девушка.

Юрий ничего не сказал. Потом словно спохватился и заспешил.

— Соня, ты иди, а мне надо к механикам зайти, проверить, как моторы прогрели.

— Ну, конечно, иди. До свидания. — И девушка быстрыми шагами пошла к себе.

— Стой, кто идет? — окликнул на пути часовой.

Соня назвала пропуск. Но часовой обращался явно не к ней. За деревьями чей-то знакомый голос задорно отвечал на оклик:

— Свои. Славяне!

— Пропуск? — щелкнул затвор карабина.

— А чорт его знает, какой у вас сегодня пропуск: мы давно дома не были.

— Лейтенант Погудин? Ура-а! — закричал часовой.