Я твой, Родина

— Да, — вспомнил полковник. — Там нашу радистку не видел?

— Как же? Видел.

— Выздоравливает?

— Уже ходит.

— Не мог ты ее с собой захватить, а? Дозарезу нужен радист на бригадную рацию. Ранило вчера, и посадить некого.

— Мне сдается, товарищ полковник, — вставил Никонов, — что она не сегодня — завтра, будет здесь. Тут дело поставлено, — подмигнул он Николаю. — Правильно я говорю?

Николай опустил глаза в тарелку и пробурчал:

— Причем тут я?

— Первый раз слышу от него такую фразу, — смеялся Никонов.

Вбежал, запыхавшись и сияя во всю физиономию, Юрий Малков.

— Товарищ гвардии полковник, — почти закричал он. — Разрешите?..

— Обнимайся, обнимайся.

Юрий, сбрасывая шлем, ринулся к Николаю, и они начали мять друг друга.

— Колька, ч-чорт. Как соскучился я по тебе.

— Малков! Задушишь Погудина! — до слез хохотал полковник. — Вот дорвался, Малков! Ты с ума сошел…

Юрий отступил на шаг, держа Николая за плечи. Затем схватил его за голову, и притянув к себе, звонко чмокнул в губы.

— Погоди… Давай сядем… — Николай едва отдышался от объятий Юрия. — Впрочем, давай пойдем к твоей машине. Я давно на танке не сидел. Знаешь, как охота! Товарищ гвардии полковник, разрешите нам с Малковым идти?

— Куда это? Никуда. Сидите. Малков, садитесь.

— Я еще капитана Фомина не видел. Отпустите, — просил Николай.

— Иван Федосеевич сюда придет сейчас, — успокоил комбриг. — Я уже послал за ним. Расскажи-ка лучше, как это тебя ранило в последний раз.

Николай коротко рассказал о памятном бое в лесу, когда у головного танка разведки порвалась гусеничная лента.

Потом за командиром бригады пришли от генерала, который приехал отдать распоряжения. Полковник наказал никому не расходиться и отправился с майором Никоновым. В дверях им встретился капитан Фомин. Комбриг велел и ему подождать.

Иван Федосеевич не удивился, встретив Николая.

— Ага, ты уже здесь? А говорили — тяжелое ранение…

Николая так и подмывало броситься Ивану Федосеевичу на шею. Но он только старательно вытянулся и строго по-военному приветствовал капитана. Иван Федосеевич посмотрел ласковыми глазами и угадал его желание.

— Ну, дай я тебя обниму.

Юрий, сияющий, стоял в стороне. Он снял шлем и потрясал им над головой.

— Вот теперь дадим копоти!

Николай высвободился из крепких рук капитана и проковылял к дивану, увлекая за собой Юрия.

— Рассказывай, как дела. Когда «Красное Знамя» получил?

Иван Федосеевич, садясь за стол и раскладывая свои бумаги, отрекомендовал:

— Не шути с ним. Он отличился здорово. Показал настоящий танковый характер. Один за весь экипаж в бою орудовал. Ситникова и Пименова ранило. Он сам сел за рычаги, привез их в медсанвзвод и снова в бой поехал. Сам машину вел, сам из орудия стрелял. Генерал как узнал, так сразу орден и вручил.

— Да ну? Генерал?

В комнате, где прежде, очевидно, была столовая многочисленной семьи, становилось душно, накурено. Вошла пожилая хозяйка — полная бледная женщина с подпухшими измученными глазами. Робким голосом, стоя на пороге, она что-то сказала. Николай подтолкнул Юрия.

— Окно открыть просит. Да, да, пожалуйста, откройте, — сказал по-немецки.

Женщина медленно прошла через комнату. Юрий поднялся, чтобы помочь ей.

— Это чьи портреты висят на стенах? — поинтересовался Николай. — Спроси-ка, я чего-то не могу такую фразу соорудить.

Юрий перевел. Женщина, — казалось вот-вот расплачется, — рассказала о шести сыновьях и о муже-враче, которые погибли. Она каждый раз вздрагивала, когда Николай что-нибудь переспрашивал или вставлял свои замечания.

— Вот вам пожалуйста — один погиб во Франции, трое в России, двое на Балканах, один у себя в Германии, — повторил Николай и спросил по-немецки: — А за что они погибли?

— За фюрера, — смиренно ответила женщина.

Юрий несколько раз порывался что-то сказать и, наконец, спросил:

— Ну, а что дальше? Как жить дальше будете?

— Гитлер капут, — как заученное, произнесла она.

— Оставьте ее, — сказал Иван Федосеевич. — Не знает еще она, как жить будет.

— Конечно! — подтвердил Николай. — Попробуй-ка проживи под фашизмом двенадцать лет — голова соображать перестанет.

Женщина поклонилась и вышла.

— А вообще интересно, — продолжал Николай. Ему после долгих размышлений в госпитале хотелось порассуждать. — Мы ведь сколько городов ни занимали, жителей почти не видели. Прячутся. А как только вылезать начнут, мы дальше едем. Вот пехоте нашей интереснее. Ну, ладно. Кончим войну — разберемся. Обязательно разберемся. Расскажи-ка лучше, Юрий, как тебе генерал награду вручал. Он разговаривал с тобой?