Я – твой сон

– Черт! – сквозь зубы процедил Егор и яростно ударил кулаком по деревянной крышке погреба.

Девушка заплакала от ужаса и забилась в угол.

– Ну что теперь прикажешь с ней делать? – с досадой проговорил Егор. – Отпускать ее нельзя. Она видела тебя. Да и меня.

– Ы-ы-ы… – то ли восторженно, то ли одобрительно заголосил калека.

И вдруг девушка, сидящая в погребе, заговорила.

– Пожа… луйста… – сипло, тоненько произнесла она. – Дядя Егор, я хочу домой… Пожалуйста! – Слезы потекли по ее щекам, оставляя на них грязные дорожки.

– Да, – растерянно сказал Егор. – Да. Домой. Скоро!

И он с грохотом захлопнул крышку погреба. Девушка снова заплакала там, внизу, но толстые доски крышки заглушили ее рыдания.

Глядя на монстра, Егор с досадой проговорил:

– Что мне с тобой делать, папа? – И повторил почти в отчаянье: – Что мне с тобой делать?!

Монстр горестно замычал, заскреб себя грязными ногтями по горлу, словно пытался сорвать преграду, не позволяющую ему говорить членораздельно, отодрать круглый белый шрам, уродующий его шею.

– Ладно, – сказал Егор, смягчившись. – Я сам все решу.

Он скинул с плеча ружье. При виде оружия монстр на секунду замолчал, а затем вдруг вскочил с табурета и с диким ревом бросился на спину Егору, но тот схватил его рукой за грязные волосы и мощным движением отшвырнул от себя. Монстр ударился спиной о бревенчатую стену, рухнул на пол и жалобно заскулил.

– Это ради твоего же блага, – тяжело дыша, проговорил Егор. – В следующий раз будешь умнее.

Он переложил ружье в правую руку, а левой откинул крышку погреба. Потом поднял ружье, тщательно прицелился, чтобы решить проблему одним выстрелом, и нажал на спусковой крючок.

24

«Пи-пи-пи-пи», – отсчитывает сердечные удары монитор.

Посреди комнаты на кровати лежит Ким. Желтоватое скуластое лицо пересекает шнур, держащий дыхательную трубку. Голова обвязана бинтами, глаза закрыты.

Две медсестры тихо переговариваются, проверяя аппаратуру.

– Что с ним случилось?

– Трещина в черепе, внутреннее кровоизлияние. Ему разбили голову кочергой.

– Кошмар. Кто?

– Говорят, его родная мать. На крик прибежали соседи. Она схватила кочергу и бросилась на них. Но ее скрутили.

– Ужас… Ужас. И где она теперь?

– В психушке. Вряд ли она оттуда выйдет.

– Н-да… Жутко. И почему, интересно, люди сходят с ума?

– Да по-разному, наверное.

Пауза. А потом тихий разговор продолжается.

– Как думаешь, он выкарабкается?

– Вряд ли. Доктор сказал, что шансов практически нет.

– Н-да… Жалко парня. Вроде еще молодой.

– Тридцать лет по паспорту.

– Младше меня. Ну надо же…

Эти голоса эхом отдаются в черепе Кима, но постепенно смолкают. Перед глазами все еще туман, но и он начинает рассеивается. Откуда-то издалека доносится странная песня:

– Собираю, собираю, все в лукошко убираю…

Голос становится громче, туман перед глазами рассеивается, и Ким видит старуху, сидящую на корточках в траве. Она собирает бледные поганки и складывает в берестяное лукошко.

– Вот поганки, стыд и срам… Даже их я не отдам…

– Бабушка Маула, – позвал Ким.

Старуха замолчала. Повернула голову и посмотрела на него снизу вверх.

– А, это ты…

– Что случилось? – спросил Ким. – Где я?

– Там же, где все, – она усмехнулась. – Разве сам не видишь?

Ким огляделся. Вокруг был лес, мрачный, черный, страшный. Неподалеку чернела разверстой пастью огромного чудовища заброшенная шахта.

– Я не помню, что случилось, – рассеянно произнес Ким.

– Зло становится сильнее, – сказала старуха. – Ты это чувствуешь?

– Но… как я здесь очутился?

– Как все, – ответила старуха.

И вдруг он вспомнил. ПАПА!

– А мой папа? – заволновался Ким. – Где он?

– Утонул, – сказала старуха. – Много лет тому назад. Неужто не помнишь?

– Но он вернулся! Его гроб смыло водой в заброшенную шахту. И после этого он вернулся домой. Где он? Я хочу на него посмотреть.

Старуха хотела что-то сказать, но вдруг уставилась на что-то с открытым ртом. Ким обернулся. У него за спиной в ночном сумраке, окутанные дымкой, среди черных деревьев высились человеческие силуэты. Ким не видел лиц, но понял, что они смотрят на него.

– БУДЬ С НАМИ! – прошелестел налетевший ветер.

Виктор перевел взгляд на старую Маулу. Лицо старухи потемнело, как если бы черные морщины ее смотали в плотный клубок.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – прокаркала старуха.

Из-за спины Кима донесся звук шагов. Шлеп. Шлеп. Шлеп. Словно кто-то шел в высоких сапогах, наполненных водой. Ким снова обернулся и, увидев силуэт приближающегося человека, понял, что это его отец. Он был одет так же, как в день своей гибели: в прорезиненный рыбацкий плащ и сапоги.

Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Отец подходил все ближе. А вслед за ним двинулись и остальные фигуры. Он подошел уже так близко, что Виктор, наконец, сумел разглядеть его лицо – широкое, скуластое, с раскосыми глазами.