И она ловко расстегнула ему брючный ремень, а затем и молнию на джинсах. Рука ее скользнула к нему в штаны, и Максим понял, что не может больше сдерживаться. Он схватил Ингу и прижал спиной к забору. Потом резким движением задрал ей юбку и стянул колготки…
…Когда все закончилось, оба хрипло перевели дух.
– Почему ты не сказала? – с досадой и горечью произнес Максим. – И… как такое могло быть? Ты ведь выглядишь…
– Как шалава? – усмехнулась Инга. Она оправила юбку и пригладила ее ладонями, потом весело проговорила: – Сюрприз! Я берегла себя для будущего мужа.
– Что?
– А ты как думал? – Она обвила руки вокруг его шеи и посмотрела в глаза. – Ты же не хочешь, чтобы мой папа узнал, что заезжий артист изнасиловал его дочь?
Максим смотрел на нее изумленно.
– Ты… не посмеешь.
– Конечно нет. Моего папочку бы это очень сильно расстроило. А чтобы расстраивать моего папочку, нужно быть самоубийцей. Ты ведь не самоубийца?
Максим молчал, ошеломленно глядя на Ингу.
– Я так и думала, – удовлетворенно заключила она. – Все будет хорошо, Максик. Все будет хорошо.
Она протянула руку к его лицу и снисходительно потрепала по щеке.
Рано утром Клавдия проснулась от тихого звука. Словно ложечка звякнула о край стеклянного стакана. Она приподнялась на кровати, бросила взгляд на часы – 5.30.
Звук повторился. Кто-то осторожно помешивал что-то ложечкой. Клавдия быстро встала, накинула халат и вышла на кухню. Возле стола, держа в руке стакан с черным кофе, стоял Максим. Он был одет в свитер и джинсы, на ногах – ботинки, а возле холодильника стоял рюкзак с вещами.
– Макс, – удивленно спросила она, – ты чего? В такую рань!
– Уезжаю я, теть Клав, – неохотно ответил Максим и отхлебнул кофе.
– Как уезжаешь? Куда?
– В Москву. Первый автобус в шесть, верно?
Тетя Клава рассеянным движением откинула с лица длинную прядь.
– Да. А чего ты так сорвался-то? – не унималась она. – И не предупредил.
– Разве? Ах да, – племянник виновато улыбнулся. – Забыл. Собирался сказать, но из головы вылетело. Прости, теть Клав.
Максим глянул на наручные часы.
– Мне пора.
– Подожди! – опомнилась Клава. – В дорогу-то я тебе ничего не собрала!
– Да не надо ничего. В поезде что-нибудь куплю.
– Я тебе дам в поезде! Отравиться захотел?! Уезжает от родной тетки и без харчей! Стой здесь, я сейчас!
Тетка метнулась к холодильнику, отодвинула рюкзак и открыла дверцу. Пока она хлопотала, Максим нетерпеливо поглядывал на часы и хмуро о чем-то размышлял.
Наконец, тетя Клава протянула ему пакетик:
– Вот, держи.
– Что здесь? – спросил племянник.
– Бутерброды и бутылка молока.
– Спасибо, теть Клав.
Максим взял пакетик, засунул в рюкзак.
– С Анькой-то попрощался? – спросила Клавдия, глядя, как он закидывает рюкзак на плечи.
– С кем?
– С Аней. Нашей соседкой.
– С Аней-то? – Максим отвел взгляд. – Да. Еще вчера. Ладно, я пойду.
Он шагнул к тете, и они обнялись.
– И чего вдруг так сорвался? – продолжила недоумевать Клавдия. – Обещал же погостить две недели.
– Сам жалею. Появились срочные дела.
Он чмокнул тетку в щеку и шагнул к двери.
– Дай телеграмму, когда приедешь, – крикнула ему вслед Клавдия.
– Хорошо. Спасибо за все, теть Клав. Не скучайте, – не оборачиваясь, ответил он и вышел из дома. Клавдия еще немного постояла посреди кухни, приходя в себя после столь внезапного отъезда племянника. Племянника, которого она считала беспутным и которым в то же время тайно гордилась.
В конце концов она зевнула, выключила на кухне свет и отправилась в спальню. Там сбросила халат и забралась в теплую постель. Перед тем как выключить свет настольной лампы, Клавдия некоторое время полежала на спине, глядя в потолок, украшенный узором теней. На душе у нее почему-то было неспокойно. Люди не срываются ни с того ни с сего посреди ночи и не уезжают тайком, если с ними не произошло ничего страшного или необычного!
Интересно, что такого стряслось с Максимом? Может быть, ему предложили в Москве новую роль?
– Что же это я? – с досадой проговорила Клавдия. – Даже не спросила.
Еще минуту поразмышляв, она решила, что утро вечера мудреней (хотя за окном уже проснулись птицы), выключила настольную лампу, повернулась на бок и уснула. И проспала в то утро дольше обычного.
Когда тетя Клава провожала племянника, Аня Родимова лежала на диване, укрытая пледом, и видела странный сон. Она снова, как в тот день, когда пробовала лечить Матвеевну, оказалась в лесу, возле заброшенного рудника, который закрыли лет восемьдесят назад. Лес был темный, мрачный, находиться здесь одной и смотреть на черный зев шахты было неприятно. Анна слышала, что шахту закрыли из-за большой аварии. Вроде бы там погибло аж тридцать человек. Причем ни одного из них так и не вытащили из-под обвала. И теперь, стоя перед шахтой, она представляла себе, что где-то там, в заброшенном туннеле, до сих пор лежат тридцать не захороненных скелетов. И думать о них было страшно.
Аня огляделась по сторонам, думая, куда бы поскорее уйти, но вдруг ей почудилось какое-то движение возле шахты. Она пригляделась и увидела черную человеческую фигуру. А затем услышала негромкий голос, который напевал песню: