— Да так, нестоящая, — отвернулась Валерия, понимая, что так ничего и не придумала, возможно, лишь обрекая себя на более долгую пытку, однако с остекленевшим взглядом она уставилась в стену, осознавая, что является ее настоящей сокровенной тайной, болью: — Просто… Тебе не страшно все говорить, ты не предашь, потому что враги не предают. Предают только друзья и родственники. — Она помолчала с минуту. — Им доверяешь сокровенные тайны, открываешь свои больные места, свежие рубцы. А потом в какой-то момент они без причины уходят, обвиняют тебя и, главное, уходят, давя на эти самые больные места, специально, потому что ты о них рассказал. Вот это больно. Они просто уходят, потому что что-то в них перевернулось. Они могут вернуться. Но ты уже ничего не будешь ощущать к ним. Чувства умерли от боли. Ничего не чувствовать — выход, чтобы не сойти с ума. Чувства умирают, потому что ты тщетно ищешь ответ: в чем виновен ты? Но ответа нет, ты виновен только в факте своего существования.
Валерия замолчала, наконец, высказав все, что ее так давно терзало, прокусывало сознание, точно жадный клещ-кровопийца. Однажды ее родители просто ушли, оставив ее в бездне одиночества. Однажды она проиграла в борьбе за их признание и гармонию. Уж больно силы оказались неравны, а в играх человеческих чувств не количеством вооружения все мерится.
— Разве это тайна? — небрежно пожал плечами Бугимен, задумавшись: — Зачем мне вообще все эти разговоры…
— Ты пришел зачем-то… Искушать меня, испытывать? Чего ты добьешься, что получишь взамен? — негромко начала Валерия, но голос ее набирал силу. — Ты ведь сам панически боишься, себя, мира, людей. И поэтому хочешь власти и подчинения, чтобы заглушить этот страх, а теперь еще и боль неудачи.
От возмущения Король Кошмаров щелкнул зубами, точно и правда динозавр какой-то. Глаза его расшились так, что Валерия увидела в них отражение собственного лица. Или просто Бугимен слишком близко подлетел к ней, приказывая:
— Замолчи!
— Это и есть твоя власть надо мной? — усмехнулась Валерия, поняв, что нашла то самое «больное место», в свою очередь отзываясь: — Заставить молчать… Уходи, если не хочешь слушать.
— Нет, я останусь. Останусь до тех пор, пока ты не признаешь мое превосходство, — процедил сквозь зубы Бугимен, опускаясь на пол, скрываясь за темным облаком черного песка.
— «Ты превосходен», так я должна сказать? — сощурились глаза Валерии.
Темная субстанция постепенно целиком окутывала девушку, она даже не созерцала больше свою комнату. Все потонуло: и компьютер, и шкафы, и диван, и маячивший мутным пятном красный диплом. Она оказалась в настоящем коконе ужаса, видимо, Короля Кошмаров по-настоящему задели ее слова. Он желал компенсировать ложным могуществом свой проигрыш. Ничто так не сокрушает разум, как поражения, а он их терпел, кажется, уже не единожды в своей вечной борьбе с Хранителями Снов. Валерии сделалось даже как-то обидно, как слепо и недальновидно это древнее существо. А черный песок… Он просачивался в легкие, проникал под веки, но не терзал, наставал предел измученности. Валерия раздвигала его, точно шторы, глядя на незваного гостя. Кто кого — медные глаза против сизых.
— Издеваешься? Думаешь, долго сможешь терпеть тот ужас, который охватывает тебя? — наступал Король Кошмаров.
— А что будет, когда не смогу терпеть ужас? Что-то изменится? — вопросительно приподняла брови девушка. — Ты ведь убиваешь веселье? — она опустила голову, негромко подытожив: — Но во мне нет веселья или надежды, больше не осталось, только серость, суета, алгоритмы. Поэтому я и вижу тебя, страх. Ведь ты никогда не увидишь то, во что не веришь. И чем меньше в тебя веры, тем меньше ты существуешь, ты исчезаешь, когда никто в тебя не верит, — она почти с сочувствием обратилась к нему. — Может, ты просто не хочешь исчезать?
Его оскорбляло и сбивало с толку такое нежданное милосердие. Он констатировал злобно и с великим пафосом:
— Исчезать не хочет никто. — Но кокон черного песка распадался, и на обычно самодовольном лице проступала непривычная грусть. — Ты права, сейчас людям нет дела до ночных кошмаров, до каких-то «иррациональных страхов», они поглощены ужасом реальности. И большего им не надо, — он опустил голову, с ностальгией старика упоенно вспоминая: — А раньше шаманы кружились в ритуальных танцах, пытаясь, наивные, отпугнуть меня или подчинить, я властвовал их умами, я приходил по ночам, я сеял тревогу.
— И тебе нравилось такое существование? Не одиноко, когда тебя пытаются гнать?
Валерия примерно представляла ответ. Встреча с Джеком Фростом многое объяснила ей насчет природы ее полтергейста. И все же поражало, с каким упрямством они все боролись за свое существование. Кто-то добрыми делами, кто-то злыми. Теперь мучил вопрос: а перестали ли люди видеть кошмары в те годы, когда Короля заточили в подземелья? Кажется, нисколько. Людей пожирали их внутренние демоны, а внешние силы лишь питались верхушкой этого айсберга.
— Одиночество помноженное на преклонение перед тобой дрожащих тварей — власть, — воздел к потолку руки Бугимен.