Я твой ужас и страх (СИ)

— Подумай о других людях, — напутствовал Джек Фрост, точно заученными фразами, с неприязнью вспоминая: — Знаешь какой он, на самом деле, когда у него власть была? Он сродни катастрофе, стихийному бедствию! Я помню, как целый город едва не затопила волна кошмаров.

— Что если затопила бы? Люди видели бы дурные сны? Благополучный же был город, если в нем не было кошмаров. Интересно, что видят жители трущоб… Порочен наш мир, если с него так легко собрать столько кошмаров, — задумчиво отозвалась Валерия, но выпрямилась примерной ученицей. — Обещаю, это не повторится. Если дело во мне.

«Это загадка. Я не люблю загадки, но они заставляют мозг работать. Загадка парадокса и… двух душ», — отметила про себя Валерия.

— Мы будем следить за тобой. Я постараюсь тебя защитить, — обещал Джек, легко и невесомо отрываясь от земли. Валерия провожала его долгим тягучим взглядом, точно завидовала, как тоскует по полету птица с перебитым крылом.

Вечер уже сомкнул кобальтовый занавес, начиная закулисное представление ночи, однако его актеры неторопливо готовились, а на сцене расставляли последние декорации потаенного мира, так как зимой темнота далеко не всегда означает наступление ночи. Люди только возвращались с работы. С привычной тревогой на сердце Валерия вдавила кнопку лифта, надеясь, что родители еще не вернулись, но последнее время именно она задерживалась. Исчерканные белые двери разъехались в стороны, привычно отразилось свое лицо в треснутом зеркале, и палец лег на кнопку с номером тринадцать. Довольно новый дом, не больше тридцати лет, но лифты кто-то уже испоганил, и кнопку с ее этажом поджарили зажигалкой, закоптили несчастливое число. Всего их было двадцать. Но именно тринадцатая мерцала красным глазом зажегшейся лампочки из черноты несмываемой сажи, точно медные светящиеся глаза Короля Кошмаров.

Валерия размышляла, к чему ее призывали Хранители, что так прямо пытался доказать Джек Фрост. Она и без него догадывалась, чем опасен пришелец. Но ведь кошмары он собрал не просто так. Может, призвал на благополучный городок всю боль людей в других частях света? Об этом не рассказали, об этом не ведали. Боли всем хватало, кому-то мало, кому-то много, а у кого-то нелепый фарс каждый вечер.

Валерия зашла домой, вновь заставая семейную ссору, застывая в дверях, разматывая шарф. На этот раз мимо нее в отца полетела трубка от телефона, ударилась о стену и замерла с выпотрошенными батарейками. Как ни странно, мать кидалась предметами почти молча, только шипя какие-то упреки. Они вообще редко вопили на весь дом, отчего соседи считали их образцовой семьей, не то что алкашей с третьего этажа.

Интеллигентные, они даже на мат никогда не срывались. Но сколько же негатива витало в воздухе, он буквально концентрировался ядовитыми парами.

— Это из-за тебя я карьеру оставила! Сижу бухгалтером уже сколько лет! Ты-то у нас развиваешься! — сыпала однотипными упреками мать, уже охрипла.

— Так добивайся! Кто тебе сейчас мешает? Ребенок? Ребенку уже двадцать пятый идет! — громыхал отец, ударяя руками по столешнице, настойчиво выкидывая из холодильника ужин, перенося его в микроволновку. Он никогда не отказывался от еды после работы, мать же в последнее время исхудала, все грызла себя. Как бы хотелось ее защитить… но от кого? Всех их оградить бы от самих себя.

«Вот и забирай их кошмары, вот и лепи свою армию. Ну, Джек, где же ты со своим весельем?» — скептически обозревала крайне обыденную картину Валерия, прислонясь к косяку. И сколько еще таких же с виду благополучных квартир могли бы послужить материалом для армии кошмаров? Огромное число людей, что бросают резкие слова, миллионы тех, кто не дорожит друг другом. Хватит, чтобы затопить целый мир. Куда уж верить в сказочных существ.

Валерия, негромко выругавшись, удалилась в ванную, внезапно обнаружив, что у нее на плече прорвался небольшой нарыв, запачкав кровью синюю офисную кофточку. Она намеренно давила уже вышедший гной, причиняя себе боль, чтобы заглушить разъедающую досаду от увиденного дома. Снова они сорвались, не лучше каких-нибудь алкоголиков, только не на выпивку, а на выяснение, кто прав, а кто правее.

Когда она вышла, прилепив пластырь, мать сидела в прострации на диване, едва слышно скуля. Кажется, не нашлось бы более грустного человека. Валерия, будто прозрев, прониклась к ней невыразимым сочувствием, поняв, что у нее больше нет сил запираться в комнате, фактически игнорировать существование самых родных людей. Такие скандалы — это как болезнь, а от больных ведь не отворачиваются. Поэтому Валерия опустилась на колени подле дивана, растирая замерзшие руки матери, точно прося у нее благословения.

— Чего тебе? — встрепенулась женщина, всхлипнув. — Ужин в холодильнике.

Отец тем временем в родительской спальне что-то уже выяснял по «скайпу» с одним из коллег, кажется, у него на работе тоже не все гладко шло. Он срывался и на жене, упрекал ее в том, что он их содержит, хотя вскоре вспоминал, что это старая песня, что они и сами уже зарабатывают.