Я. Ты. Мы. Они

Молчит. Если я его убью, то суд присяжных меня оправдает?

— Стас!

— Просто если вам пришлось жениться из-за меня… А мы в последнее время с ним ссорились… Ну я еще и футбол хотел бросить. И история со школой… Получается, что все случилось из-за меня.

Я даже нож, которым резала мясо, из рук от неожиданности выронила. Что?! Он это серьезно?!

— Так, не поняла, еще раз…

Ребенок опускает глаза в пол, и совсем подавленным голосом сообщает:

— Наверное, если бы я был лучшим сыном, то он… то папа бы не обидел тебя, не ушел от нас.

Ну, Чернов, берегись. Я теперь тебя собственными руками придушу за то, что заставил нас всех через это проходить. Но Стасу, видимо, мало, поэтому он выдает свое следующее умозаключение, от которого мне совсем становится плохо:

— Ну, или возможно, если бы я вообще не родился, то у вас жизни бы лучше сложились.

А вот это уже совсем серьезно. По тону слышу, что эта мысль его уже давно тревожит. И дело тут уже не в измене Саши, а в чем-то другом. И мой мир снова трещит по швам, вот только чувствам своим сейчас поддаваться нельзя, потому что вслед за мной в эмоциональную яму рухнет и Стас.

— Откуда эта мысль?

— Да, так, — я выжидающе на него смотрю, и сын нехотя поддается. — Мы когда тебя в гимназии ждали, я слышал, как мать Паточкина с директором разговаривала. Она сказала, что ты не можешь быть хорошей матерью, так как сама ничего еще в жизни не видела, и удел твой кухня и пеленки.

Слова ребенка больно бьют куда-то в самое сердце.

— Ты тоже так считаешь? Что я плохая мать?

Стас даже подпрыгивает и резко вскидывает глаза на меня. Не, Чернова пока поберегу, поеду в Москву и разнесу по кирпичикам всю их гребаную гимназию.

— Да нет же, я же не об этом! Ты у нас самая лучшая! Просто мне же вот сейчас 16, а вы с папой уже родителями стали в это время. А я вас ограничил. Но у папы хоть работа есть, а ты вот все время с нами. Значит, я тебе жизнь испортил.

Я опускаюсь перед Стасом на колени, чтобы можно было заглянуть в его глаза, наполненные слезами, виной и болью. И говорю как можно спокойнее, иначе, если дам волю голосу, просто впаду в истерику:

— Дорогой мой и любимый ребенок. Ты — самое лучшее, что могло с нами случиться. Может быть мы с папой не сразу оказались готовы к этому, и поэтому не советую повторять наш опыт, но… Но мы бы никогда и ни при каких условиях не выбрали другой судьбы. Я прошу тебя, выкинь все эти мысли из головы. Как ты мог испортить нам жизнь, если ты — наше самое правильное решение?!

Стас слезает со стула ко мне на пол и утыкается куда-то в шею. Чувствую его горячие слезы.

Мальчик мой, как же я тебя люблю!

Глава 20

По домам мы расходимся под самый вечер. Сначала долго бродим по городу, а в конец замерзнув, заходим в первое попавшееся кафе. Толком и не разговариваем, каждый варится в своих мыслях, пытаясь осознать случившееся. У нас будет ребенок… Это что-то новое, что-то пугающее.

С самого начала я относилась к своему положению исключительно как к катастрофе. У меня все мысли-то были исключительно о том, что делать и как это все остановить. Пока Саша не сказал про ребенка, это была именно беременность… словно какая-то болезнь. А тут ребенок, новая жизнь, новый человек. Не я, и не Саша, что-то совершенно иное… кто-то.

Еще был Чернов… мы ведь до этого существовали подобно параллельным прямым, которые однажды случайно пересеклись, а потом вновь разошлись каждая в свою плоскость. Он свою вину передо мной чувствовал, считал, что что-то должен. Я же летела в пустоту, прежний мир рушился на глазах, погребая меня под своими обломками. Это же моя жизнь менялась! Это же мое тело меня ненавидело! Это же все происходило во мне!

А тут бац! У нас будет ребенок. У нас. Параллельные прямые вдруг опять пересеклись. Откуда берется-то это «нас», если мы с ним чужие люди? И это тоже решать надо.

— Ты к родителям или к бабушке?

— К родителям… Хочу им сказать все.

— Сегодня?

— А чего тянуть? Скоро сами все поймут… — хочется еще добавить, что не только они, весь остальной мир тоже, но об этом даже думать страшно.

— С тобой пойти?

— Нет… Так им только мой труп придется прятать, — пытаюсь шутить я. Но Сашке не смешно. Впрочем, мне тоже.

Он провожает меня до родительского дома. Мы стоим у подъезда, надо как-то попрощаться, а что сказать, непонятно. Простым: «Ну все, до завтра», — здесь не отделаешься. Так и топчемся на улице. Потом Сашка все-таки решается:

— Сань, я своим тоже все сегодня расскажу.

— Ты не обязан.

— Обязан.

На этом и расходимся.

Родители дома, впрочем, бабуля обнаруживается здесь же. Все веселые и радостно возбужденные.

— О, Шурка, пришла, — кричит папа. — Ты же вроде бы в гостях собиралась ночевать?

— Так вышло, — бурчу себе под нос я. Словно репетирую свои оправдательные речи.

— А ты чего хмурая?

— Сережа, отстань от ребенка! Дай сначала раздеться, — выглядывает их кухни мама. — Санька, раздевайся, сейчас ужинать будем. У нас сегодня повод!

— Какой?

— Сначала раздевайся, руки мой, потом обсудим.

Раздеваюсь и разуваюсь я медленно, а в ванной так вообще зависаю. По возможности оттягивая момент выхода на кухню.