Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся

Дело было еще до “Копа-каннибала” Джилберто Валле. (Полицейский из Нью-Йорка был признан виновным в том, что планировал похитить, убить и съесть женщину. Или съесть, а потом убить? Последовательность установить не удалось.) “Мясника” звали Армин Майвес. В обычной жизни мастер по ремонту компьютеров, Майвес весной 2001 года нашел мазохиста по имени Бернд Юрген Брандес, который желал быть съеденным. “Ищу хорошо сложенного мужчину восемнадцати-тридцати лет для забоя и потребления”, – гласило объявление Майвеса на сайте Cannibal Caf'e (который, спешу сообщить, давно закрыт). А Брандес, казалось, хотел быть тщательно переваренным. Даже Амур-психопат не смог бы подстроить более трагическую встречу. (После главы 4 вам, вероятно, хочется узнать, как называется парафилия, связанная с каннибализмом. Это ворарефилия – от лат. vorare, “глотать”, “пожирать”.)

Из видеозаписи (этот кошмар был записан от начала до конца) явствует, что Майвес (поедающий) ничуть не принуждал Брандеса (поедаемого). Можно даже сказать, что мазохист сам подталкивал садиста. Брандес буквально умолял сомневающегося Майвеса откусить его пенис. Не будем вдаваться в подробности, но вскоре после этого Майвес поджарил на сковородке откушенный орган с вином и чесноком, и парочка вместе продегустировала его. (Впоследствии Майвес объяснил, что его “трудно прожевать”.) Перематываем запись… и вот труп Брандеса висит на мясницком крюке в комнате-бойне в этом доме ужасов, хозяин которого постепенно поглотит двадцать килограммов отборного мяса. Я ни в коем случае не хочу сказать, что “С” или “М” в этом случае не были психически больными людьми. Не нужно быть психиатром, чтобы это понять. И все же если попытаться применить критерии ДСР относительно боли и согласия, есть неувязка: Майвес искал совершеннолетнего партнера. Теперь сложите вместе добровольное согласие и очевидное желание собственной смерти у мазохиста, и становится понятно, почему у судебного психиатра такая тяжелая работа. Поставить диагноз единственному выжившему партнеру из этого плотского союза может быть проблематично с философской точки зрения, учитывая крайне необычное отношение жертвы к произошедшему[59].

Попытки объективно оценить боль и четко определить, что обозначает согласие, предпринятые для постановки диагноза “садизм”, столкнулись со сложностями на другом конце болевой шкалы. В данном случае проблема не в согласии (очевидно, что другой не хочет делать то, что приносит удовольствие садисту). Но есть некоторые виды сексуального поведения, которые со стороны не выглядят “болезненными” в обычном смысле. Нам даже может показаться, что в таких действиях нет ничего сексуального, но для того, кто совершает их, именно в этом заключается злой умысел. Возьмем, например, щекотку. Несмотря на то, что из-за щекотки человек может заливаться смехом и улыбаться до ушей, щекотка может быть крайне неприятной. Щекотание по взаимному согласию достаточно часто практикуют любители садомазохизма, и обычно это вполне безобидное занятие. Но когда человека щекочут против его воли, это превращается в пытку.

Если совместить садистские наклонности и титиллагнию (парафилию, при которой половое возбуждение возникает от щекотки), станет совсем не до смеха. Психиатр Эмиль Гутхайль в 1947 году занимался пациентом (женатый мужчина тридцати девяти лет, преуспевающий юрист из Нью-Йорка; любопытно, что именно там наблюдается много случаев девиантного поведения), который испытывал жгучее желание кого-либо пощекотать. И это было отнюдь не безобидное желание: наиболее частой фантазией этого человека во время мастурбации было защекотать кого-либо до смерти, по меньшей мере – до потери сознания. То, что мужчина был садистом, придавало случаю необычную окраску, однако он едва ли был первым, кто прибегал к щекотанию со злым умыслом. В Китае при династии Хань (III в. до н. э.) вельмож таким образом пытали, не оставляя на теле следов. А спустя много веков некая жительница Вены подала на развод из-за домашнего насилия: муж много лет, истязая, щекотал ее[60].

Следуя теории полового импринтинга у мужчин, Гутхайль счел, что необычная страсть пациента берет истоки в детстве: в семилетнем возрасте тот однажды почувствовал возбуждение, когда во время игры его поборол и щекотал старший брат. Повзрослев, этот мужчина считал половой акт отвратительным и вместо этого истязал свою бедную жену. Психиатр отмечает также, что пациент иногда находил проституток, которые соглашались на то, чтобы их связывали и щекотали: “Но такие проститутки были слишком дороги, и он не мог позволить себе долго оплачивать их услуги”. Ранее мужчина платил мальчикам, чтобы они непрерывно щекотали друг друга, а он, глядя на это, мастурбировал, таким образом переживая сцену из детства, но теперь в роли наблюдателя.