Ожидание под холодным дождем показалось ему вечностью, состоящей из одного страха. Хотя машина с включенными фарами дальнего света свернула с подъездной дороги на пустынный пляж всего через несколько минут после того, как Энглер оставил его одного. Роберт в последний раз подумал, есть ли какая-то возможность оттянуть неотвратимый конец. Но ему ничего не приходило в голову. Поэтому он побрел — как баран на убой — навстречу медленно катящемуся автомобилю и собственной смерти.
Его пульс еще ускорился, когда устаревшая модель среднего класса резко остановилась.
Ветер донес до Штерна металлический скрип разболтанного ручного тормоза. Почти одновременно открылась дверь водителя, и из машины неуклюже вылезла какая-то фигура.
«Кто это?»
Вспышки боли через шаг отдавались у него в позвоночнике. С такой силой, что Штерн не удивился, если бы они осветили парковку и улучшили плохую из-за дождя видимость. Он вглядывался и пытался понять, знает ли мужчину, который шаркающей походкой подошел к капоту и встал точно между передними фарами своего автомобиля. Тщетно. Но и обратное Штерн исключить не мог. Сейчас он чувствовал себя как умирающий от жажды, который идет навстречу миражу в пустыне. Таким нереальным все это казалось. Чем ближе он подходил к свету, тем сильнее расплывались очертания. Ясно было только одно: мужчина уже не молод. Возможно, даже стар. Замедленные движения, мелкие шаги, чуть сутулая осанка — он старался прочитать как можно больше по тени, которая остановилась прямо перед ярко светящими фарами и больше не двигалась. Тусклый свет восходящего солнца с трудом пробивался через густые облака и придавал облику незнакомца нечто жуткое. «Как ангел смерти с нимбом», — подумал Штерн и сморгнул дождевую каплю.
Еще тридцать метров.
Штерн замедлил темп. Насколько он помнил, это единственное пространство для маневров, которое ему еще осталось. Этим он не нарушит ни одного смертоносного правила.
«Просто идите вперед, — сказал Энглер. — Не вправо. Не влево. И не вздумайте убегать».
Он знал последствия. И осознавал коварство плана, который приводил в исполнение. С каждым шагом он сокращал не только расстояние, но и собственную жизнь.
Он прижимал к груди корзинку, где лежал муляж младенца, из которого Энглер на всякий случай вынул батарейки. Ничто не должно отвлекать «мстителя». Ничто не должно предупредить, что перед ним не тот человек. Энглер нарисовал себе дуэль, в которой Штерн должен появиться без оружия. Если мужчина окажется действительно «мстителем», то примет его за «торговца» и захочет застрелить. При первой возможности. В первые секунды.
Еще двадцать метров.
Сейчас он был на расстоянии слышимости голоса. Но кляп, который, казалось, с каждой секундой растягивается и увеличивается в его пересохшем рту, препятствовал любому контакту. Штерн ощутил бесконечную беспомощность, какую в последний раз испытывал на могиле Феликса.
Или на похоронах чужого ребенка?
У него не осталось надежды. Спасения не было. Любое его действие подвергало Симона опасности. Бездействие убьет его самого.
Еще пятнадцать метров.
Штерн понимал, что вряд ли Энглер оставит кого-то в живых после этого спровоцированного убийства. Как только Штерн получит пулю в голову, Энглер расправится с «мстителем», а потом застрелит и Симона. Затем ему понадобится всего одна минута, чтобы задрапировать трупы, прежде чем подать сигнал к штурму. Штерн уже видел будущий отчет по делу:
«Торговец детьми (Роберт Штерн) передает ребенка (Симона Сакса) педофилу (?). Сделка срывается. В ходе перестрелки погибают все трое. Находящийся в укрытии свидетель (комиссар Мартин Энглер) не смог помешать эскалации конфликта, не подвергая себя опасности».
Еще десять метров.
«Но как знать? — В голове Штерна вспыхнула иррациональная надежда. — Симон под наркозом, поэтому не является опасным свидетелем. Чем больше трупов, тем выше риск». Возможно, Энглер не станет убивать людей больше, чем необходимо? Может, оставит Симона в живых?
Неожиданно тень приобрела очертания, при виде которых у Штерна появилось смутное ощущение, что он уже встречался с этим мужчиной.
— Товар здоровый?
Штерн вздрогнул от испуга и чуть было не остановился. Энглер предупредил его о пароле, но, когда он прозвучал, Штерну показалось, что палач спросил, не хочет ли он сказать что-нибудь перед смертью.
Еще семь метров.
Он остановился. Согласно уговору он медленно присел на корточки и как можно осторожнее поставил корзинку на размокшую землю парковки. Теперь он должен был выпрямиться и показать средним и указательным пальцами левой руки жест победы в форме латинской буквы «V».
— Так скрепляется сделка, — пояснил Энглер.
«Так я превращаюсь в мишень», — подумал Штерн и помедлил над куклой еще одну секунду.