Я убийца

– Ну что вы! – засмеялся Андрей Андреевич. – Зачем так мелко? Международные связи! Корнеев не пропустил ни одного известного кинофестиваля. И везде – друзья, подруги, коллеги по бизнесу, товарищи по деньгам и женщинам. Где-то квартирка на чужое имя. Где-то денежки. Где-то авторские права на картину. И КГБ ему все спускало. Естественно, за определенные и очень значительные услуги. У Вадика все это без хлопот – по наследству. Он же оказался единственным его признанным ребенком. Жена Корнеева сама нашла Локтеву. Они так трогательно дружили! Две прекрасные, великие женщины! Они и выпестовали на смену Корнееву великого режиссера Локтева.

– Зачем же ему Татьяна Федоровна? – И подумал про себя: «Удобно ли будет включить диктофон? Я ведь потом в этой нудятине не разберусь, просто не вспомню».

– Это лишь частный случай. Казус. Полустанок на магистрали. Татьяна Федоровна придумала и начала этот проект. Вернее, это ее канадские приятели. Предложили ей снять небольшую эротическую картинку с гомосексуальным уклоном на экзотическом русском материале. Она предложила Локтеву как самому-самому на нашем небосклоне известному за рубежом. Вадик подхватил историю с радостью, развил, но предложил переделать Шекспира. Потому что он известен и понятен всем и везде. Универсален! Да и прикольно – перекраивать самого Шекспира!

– И что теперь?

– А вы, собственно говоря, с какой стороны баррикад смотрите в прицел?

– Локтев – мой клиент. У него тяжба с Татьяной Федоровной по вопросу авторских прав.

– Резонно.

– Андрей Андреевич, в группе конфликт. Вы как благородный человек и известный, признанный мастер-кинематографист на чьей стороне?

– Молодой человек – мухи отдельно, котлеты отдельно. Конфликт у киногруппы с Татьяной Федоровной. По поводу невыплаты заработанных сребреников. А у режиссера с продюсершей – борьба за капитал. У меня в этой борьбе нет интересов, нет заинтересованности, нет и сторонников. Я – над схваткой! И в конфликте не участвую. Только потому, что я стар. Я предусмотрительно уже успел отвоевать собственный гонорар. В большей его части. Осталась мелочь – два дня озвучания. Да и то… Это только для русской версии. В мировом прокате за меня будет говорить какой-то англичанин или американец.

– А договор вы с кем подписывали? – Юрий решил задавать вопросы попроще и, не включая диктофон, положиться целиком на собственную память.

– Какой еще договор? Вы о чем, молодой человек? Вы же профессиональный юрист, вы обязаны знать, что все мы – государственные наемники. Мы же – штатные работники киностудии. И при поступлении на службу все подписывали общий государственный договор, по которому любая наша работа считается выполненной по заказу. А заказчик один – Государственный комитет кинематографии.

– Если нет других соглашений. Но ведь Татьяна Федоровна – самостоятельный, независимый продюсер?

– Она – да! Но у нее договор-то на обслуживание производства только с киностудией! Вообще! А не с каждым членом группы отдельно. Она, конечно, может обещать любому болвану любую глупость, но только это личное дело этого самого «любого болвана» – верить ей или нет? Она обязана только киностудии выплатить определенную сумму по договору. И все.

– И Вадим Викторович – студийный работник?

– Да. Но только на особом положении. Вы прекрасно знаете, что еще в ранние советские времена был принят закон, по которому режиссер является единственным ответственным за готовый фильм. Только он отвечает за художественное качество и идейное содержание. Поэтому с ним государство заключало отдельный, персональный договор на производство фильма. Вот почему у нас режиссерский кинематограф. Понятно, молодой человек? На западе кинематограф продюсерский, так как там правят деньги. А у нас… Двоевластие. Пока что. Вот они и борются.

– А Локтев подписывал договор с Татьяной Федоровной?

– Думаю, что нет. Это ему не выгодно. По этой продюсерской схеме он превращается в рядового исполнителя.

– Которого можно в любой момент сменить?

– Что и хочет произвести Татьянка. А ему выгодна советская система, где режиссер – царь, бог и военный начальник.

– Но ведь есть люди, которые дали деньги на этот фильм. Как они влияют на процесс?

– Никак. У них только нажива. Им вовремя вернут обещанное с заранее оговоренными процентами. И – свободны! Организуют видимый провал проката. Банкротство… А они, может быть слегка перемонтировав и сменив название, снова прокатают. Вот и все. Основная сумма с зарубежного проката никогда и нигде не засветится.

– Удивительно, что отечественный кинематограф не расцветает пышным цветом!

– Расцветает, уверяю вас, молодой человек. Расцветает! Да еще как! Только не на нашем подоконнике.

– Что-то долго нет Лилии Никитичны.

– Вам наскучила моя беседа?

– Что вы! Никоим образом. Я даже, простите за откровенность, немного и рад, что она задержалась. Теперь я знаю гораздо больше. Спасибо.