Я убью тебя, менеджер

Стараясь производить поменьше шума, я отправился совершать утренний моцион. Визиты в туалет и ванную заняли не больше пятнадцати минут, но, когда я вернулся на кухню, там уже хозяйничали дети и ошпаренной кошкой металась по квартире заполошная Катька, у которой по четвергам первым, самым ранним сеансом был назначен солярий, а потом визит к визажисту. Лично я после такого напряженного утреннего графика смог бы добраться только до дивана, а она героически топала на работу в свой постылый магазин, торгующий и поныне неведомым мне, каким-то крайне специфическим, сугубо женским ассортиментом, – нечто дорогое и бессмысленное, но чрезвычайно востребованное и потому актуальное. Короче говоря, неземной там был ассортимент.

Я понаблюдал за женой с минуту, размышляя, чем и почему идеология гламура мне так неприятна, но не вспомнил ничего, кроме горделивого вида Катьки, когда она, в компании таких же лакированных тетенек, рассказывала о своем визите в бутик с непроизносимым названием, где купила сумочку-из-тех-что-носят-те-самые-что-в-телевизоре, но всего за двести долларов, а не за десять тысяч.

Тут мне пришло в голову, что в гламуре и раздражает, похоже, именно это – не столько суть, сколько тон. Горделивая интонация счастливого потребителя, который гордится самим фактом того, что он что-то потребляет. Но разве можно гордиться актом потребления? Даже не заработанными деньгами, не положением в обществе, а сугубо тем фактом, что купил дорогую сумочку? Это ведь сродни гордости обезьяны, вызывающе довольной тем, что она употребила банан, – то есть гордящейся пустотой. Наверное, вот это и раздражает в гламуре – пустота, которую надсадно выдают за достижение. Похоже, пустота и понты – слова однокоренные.