Я убью за место в раю

Шериф смолчал. Снял дробовик, положил на стол рацию и сумку с батарейкой. Медленно вылез из тулупа, повесил его на спинку стула. Молча сел на сам стул и выставился на дурацкие шторки. Элла резко обернулась и посмотрела на него. Все внутри у нее кипит. Ей нужны мои слова чтобы сорваться. Любой звук. И будет достаточно. Она ждала секунд двадцать и вдруг ярость исчезла. Вылезла слабость. Простая человеческая слабость. Плечи снова дернулись вверх. Горло издало странный звук. Всхлип. И вот, началось. Элла начала судорожно икать, упала на пол, на колени. Скрючилась. Бросился к ней, обнял. Начал успокаивать. Зарыдала, судорожно, с надрывом, с тоской, волчьим воем. Сердце на части рвется. Вдруг вспомнился Новый год и елка в ярких разноцветных шариках и игрушках. Как щипало в носу от счастья и напряжения в ожидании подарков. Это был дом. Сейчас дом — вот ЭТО. Вот и все, теперь это его Новый год. И куда ты денешься? И ее, Новый год, теперь такой, другого не будет.

— Я такая дура. Я так о себе думала! Что я, как раньше, как кремень. Как с отцом! Это он был кремень. Он — сталь. Был. А я как мама! Я как мама! Я слабая. Я ела, чтобы выжить! Я терпела и сама знала, что меняюсь! Я не могу больше жить с этим мраком в душе, в сердце. Там такое черное. Только чернота осталась там! Убей меня! Выстрели мне прямо в голову, сейчас! Пожалуйста, Егор, выстрели мне в голову, чтобы я больше не мучилась этой жизнью! Я просто хотела выжить! Я не знаю зачем. Не знаю зачем! Чтобы отец жил в моей памяти, чтобы мама была рядом. Ведь, если я не буду помнить, кто еще о них вспомнит?! Я боялась, что они исчезнут из этого мира! Я не хочу терять папу и маму, Егор! Прости меня, Егор! Я такая дура! Я ничтожество. Я жрала мясо людей! Я… Я … А-а-а, Егор, убей меня! Умоляю! Убей меня!

Ну вот. Проговорилась. Наконец ее отпустило. Папу и маму вспомнила. Умничка моя. Молодец. Молодец. Давай еще, детка. Еще, вспоминай. Что сейчас сказать ей? Ей голос мой нужен, а что я скажу?

— Ну-ну. Я рядом. Егор рядом, ты со мной, ты не одна. Поплачь, милая. Иди ко мне.

Стояли на коленях на полу с полчаса. А то и больше. Девочка рыдала и рыдала. Слезинки скатывались по щекам и падали на струганные доски пола. Доски грязные, засаленные. Слезинки оставались на них круглыми капельками боли. Потом начала затихать в его объятиях. Он медленно гладил по забинтованной головушке. Как же жалко ее. Как жалко. Или себя? Но, хоть проснулась в ней старая личность, уже хорошо. Значит выздоравливает. Три года? Больше, как она тут. И вот начала выздоравливать, девочка. Рыдай еще. Плачь. Пусть лица твоих любимых будут перед твоим взглядом. Пусть и я вспомню елку в огнях, накрытый стол, коробочки с подарками, салаты и Новый Год.

— Они рядом. Они тут, Элла. Они живы, потому что ты выжила. Мой Андрюшка тоже жив, потому что я выжил. Я не умер, нашел в себе силы. И он тут, со мной. Растет. Посмотри, как он растет! Парень уже с тебя ростом скоро будет! Мужик! Знаешь, как я им горжусь? О-го-го, как горжусь! И тобой горжусь! И Брок, наш добряк, с нами, тоже выжил. Мы все выжили, чтобы наши родители нами гордились. Твои, гордятся, тобой. Не сомневайся. Все будет хорошо. Давай, кофе выпьем? Жалко, если пропадет. Может, последний кофе в этом проклятом мире.

Элла, засмеялась. Судорожно, не выныривая из его объятий, задергалась от смеха-плача. Потом отвернулась в сторону и украдкой посмотрела ему в глаза:

— Знаешь, почему они не трогали мое лицо?

— Почему? — Стало страшно от этих слов.

— Они говорили, что мое лицо такое красивое, что есть его не хочется.

— Значит, тебя спасла красота, Элла.

— Я не Элла.

— А как? По-настоящему?

— Теперь Элла.

— А как зовут тебя сейчас?

— Наташа.

— Я запомню.

— Но, пусть потом я буду Элла.

— Для твоего отца и мамы ты будешь Наташа.

— Хорошо. А для тебя?

— Ты будешь тем, кто ты есть сегодня.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

— А Тина?

— И Тину.

— И меня и ее?

— И Кота.

— Поняла. Если меня — как Кота, то я счастлива.

— Вот и ладно. По чашке кофе?

— Я бы чаю. И булочку с маслом. И яичницу!

— А я кофе с молоком и бутерброд с сыром.

— Хорошо, давай кофе.

— Кружки найдешь?

— Надо вставать.

— И ладно. Все равно Майор подглядывает за нами в окно.

— Дурак. А ты помнишь вкус яиц?

— Он мой отец в квадрате. Даже в кубе.

— А ты мой.

— Тогда кофе?

— Давай. А яйца не помню даже как выглядели.

Рассмеялись оба. Ну, вот и ладно. Пережили истерику. Надо работать. Надо рассмотреть долбанную купюру. Надо идти искать Зеленую Куртку. Что за хрень тут твориться? Надо ловить эту злобную дуру и повесить ее, пока она не убила еще одного рейму, или машку, или еще кого, кто не заслуживает смерти сейчас. Сегодня. Как Кот на медведя полез? Не представляю себе, откуда такая храбрость в этом нытике. Он даже с другими котами не любит драться. Всегда убегает от всех. А тут на тебе, на такую громадину!