— Съешь хоть «батончик» один. Могу хлеба дать своего. Ну, оладьи. Думала, получится пирог, так муки-то нет. Сегодня соленые, с рыбой. Парни принесли несколько рыбин с периметра. Говорят, лосось появился в реке. Пару штук выловили, да приперлись медведи. Всего четверо, но парни с дозора рисковать не стали. Проходи за стойку, там тепло. Вот, погоди, съешь сначала хоть один.
— Ну, не хочу я.
— Давай, ну? Ради меня один съешь, Егор. Рубаха грязная опять. Не стирался уже давно! Весь засаленный.
Шериф понял, что не отвертеться и взял из протянутой тарелки один сыроватый на вид оладь, которые его бывшая готовила из грибной муки и всего, что было съедобно, но не похоже на «батончики».
В батончики на «Кухне распределения припасов» пихалось вообще все, что могли добыть охотники, собиратели и фермеры. Вся съестная добыча мелко рубилась на станке в кашу — мясо, грибы, ягоды, коренья, овощи, бобовые, мох, рыба, древесные стружки. Потом все это переваривалось в огромных котлах в течение нескольких часов. Получившуюся коричневую массу заливали в квадратные формы и запекали в духовках. Брикет размерами десять на пятнадцать на четыре сантиметра содержал все полезные вещества необходимые для жизни, и выдавался в среднем по одной штуке ежедневно на одно работающее лицо. Нормы были разными в зависимости от вида работы. Иногда «батончики» получались недурные на вкус. Повар постоянно крутил с местными приправами и солью, стараясь сделать их не только питательными, но и вкусными. Их можно было варить в воде, тогда получался густой, черный суп с ароматом грибов. Можно было размачивать в кипятке и есть вприкуску. Или за неимением лишнего времени пихать в себя всухомятку. Шерифа просто выворачивало наизнанку от одного такого брикета. Кишечник не хотел переваривать эту гадость.
Он сидел на стуле на кухне бара и жевал оладь. А сам думал, что это было его проклятьем. Как в комиксах про Супермена. Как он там назывался-то? Криптонит. Дурацкий желудок и кишечник его криптонит. Потому он сидел безвылазно в Поселении. Потому его не брали в рейды, на разведку и в дальние переходы к старым городам. Потому он всю свою жизнь проторчит в этой дыре и тут и помрет. Может даже, его труп затолкают в эти самые «батончики» для вкуса. Хотя какой от него вкус. Да и каннибализм это отвратительное извращение.
Каннибалов все ненавидели и боялись. Его помощница Элла носила кличку Каннибалка, так как несколько лет была пленницей в поселении этих уродов на западе. Там ее насиловали всем стадом и заставляли жрать человечину. От этого она немного сдвинулась умом. Или даже не немного, а конкретно сдвинулась. Но, когда разведчики ее освободили из плена во время рейда и притащили в Поселение, он разглядел в ней человека. Она не могла разговаривать целый год, сидела, забившись в темный угол, и кричала, когда к ней подходили. Все уже решили, что не выживет. Он взял ее к себе в помощники с разрешения Президента. Она расцвела. Оказалась одной из самых красивых женщин в городе. Молчаливая. Добрая. Не резкая, как он или Брок. Но народ, который потупее, от нее шарахался и боялся. Обзывали Людоедкой или Каннибалкой. Может, кто из старых вспомнил книгу про двенадцать стульев. А может так совпало. Она не обижалась. И смотрела на Шерифа всегда такими глазами… Такими, как его Кот, когда ночью приходит мякосить шею грязными лапами. Так смотрела на него иногда Тина. Украдкой. Чтобы он не заметил. А как-то раз ударила сковородкой по голове, когда он спросил, чего она на него смотрит как на банку мёда. Это было уже прямо перед их разводом. Дурак он с бабами. Никак не могу ничего понять. Вот и Элла. Что у нее в башке. Как это узнать? Подпустишь ближе, а она тебя тоже — сковородкой.
— Егор! — крик вывел его из задумчивости, и он положил на тарелку съеденный наполовину оладь, — Егор бегом сюда! Нож! Нож в руке!
Это было плохо. Оружие на территории Поселения разрешалось только несущим службу. И наказание за нарушение Закона было самым страшным — изгнание или смерть. Шериф тяжело поднялся и хрустнул суставами сухих кулаков. Кулак у него был маленький, костлявый. Бил он крайне сильно и больно, зачастую ломая противникам кости. Его боялись за непонятную силу и спокойную ярость. Мужики уважали и не хотели с ним связываться. Бил Шериф редко, но за дело. Нож был нарушением закона. Придется бить.
Он вышел из кухни и в один прыжок перескочил длинную барную стойку, заставленную разнокалиберной посудой. Горячая кровь закипала в жилах, ярость ломилась в сознание. Он старался дышать ровно. В зале было шумно, за столиками из катушек от кабеля сидели человек пятьдесят или шестьдесят разнополого населения. Еще человек двадцать повыскакивали с мест и толпились ближе к центру зала. Все они выпили, кто целую кружку местного самогона, кто еще только половину. По мозгам уже потекла горячая струя. Если не сдержать порыв толпы, можно было нарваться на массовую потасовку как два года назад, а тогда трупов будет значительно больше.