Макар дернул плечами, подумав, что это можно было бы расценить как оскорбление. Но как он ни старался, он не мог найти в себе ничего, похожего на эту эмоцию. Растерянность была, даже недоумение – с чего бы Илье решить, что Макар с ним заигрывает? И неловкость, неизвестно откуда всплывшая и добавившаяся к и так богатому букету непривычных эмоций, которые Макар сам не мог бы и назвать. Но ни оскорбления, ни обиды в нем найти было невозможно. На Илью было решительно невозможно обижаться, более того, в его присутствии Макар странным образом успокаивался и расслаблялся, радуясь возможности и отпустить сальную шуточку, и задать серьезный вопрос, на который не всегда получал прямой ответ. Он осторожно посмотрел на Илью в зеркало: тот увлеченно щелкал ножницами, не особо обращая внимания на растрепанные чувства, в которые парой фраз вверг Макара.
А Илья подумал, стоит ли его предупредить о том, чтобы он не заигрался в свою жизнерадостность и хотя бы раз в сутки обращал внимание и на других. Но звучать брюзгливым старым дедом в теплый сентябрьский вечер не хотелось, и он промолчал. Макар медлил, словно что-то хотел спросить, но в ответ на поощряющий взгляд Ильи лишь покачал головой и пожал плечами, скупо улыбнувшись и глядя при этом сосредоточенными глазами на стену рядом с Ильей.
- Ладно, я ушел, меня нет, - задумчиво сказал он и оглянулся в поисках сумки. Подхватив ее, Макар перекинул ремень через плечо, поправил сумку на бедре и преданно посмотрел на Илью. – Спасибо, до завтра.
Илья, уходивший в подсобку, не обернулся и помахал рукой.
Макар неспешно шел по улице к ближайшей остановке и рассеянно глядел на небо, на деревья, дома, время от времени на людей, и настроение у него было странно умиротворенным. В автобусе ему досталось свободное место, что было воспринято Макаром как просто приятный довесок к приятному во всех отношениях дню. Автобус остановился, Макар вышел и пошел легким прогулочным шагом к знакомому уже подъезду. И только у самой двери, занеся руку над кнопкой домофона, он вспомнил про сверток с майкой, который лежал на дне сумки. «Бли-ин», - протянул он, недовольный собой. «Ай, фигня, - махнул рукой Макар, - успеется, наношусь еще». И он решительно вдавил кнопку. Дверь открылась почти сразу; Макар толкнул ее и побрел к лифту.
Дверь в квартиру была приоткрыта, Стас поджидал Макара в глубине прихожей, заманчиво отсвечивая обнаженным торсом. Он стоял, набычившись, глубоко засунув в карманы руки, сжатые в кулаки. Макар неторопливо снял сумку, неспешно стянул кеды и крадучись направился к нему. Стас молча ждал, пока Макар приблизится к нему, и не произносил ни слова, не двигался, только глубоко дышал и пристально следил за ним горящими глазами. Макар неторопливо снял майку и замер в полуметре от него. Стас облизал губы и сглотнул. Это было здорово, это было вожделенно, это было возбуждающе, и Макар неторопливо принялся за ремень. На Стаса бесхитростная, в общем-то, процедура расстегивания ремня явно произвела сильное впечатление, он поднял плечи в защитном жесте и напрягся, следя за Макаром горящими глазами, в самой глубине которых посверкивала беспомощность. Макар подался вперед, и одновременно с ним сделал шаг вперед Стас, неуверенно вытягивая руки из карманов. Макар оказался проворней, агрессивно набрасываясь на Ясинского и прижимая его к стене, чтобы через секунду самому оказаться прижатым. Он издал довольный звук, не дотягивавший до стона, застрявший где-то на уровне ключиц и вибрацией отозвавшийся по всей груди, и на эту вибрацию Стас отозвался серией судорожных вдохов.
Через пару часов они сидели на кухне и лениво жевали бутерброды. Макар уже сбегал в душ, натянул джинсы и майку – старую майку – и хмуро смотрел в окно, время от времени позевывая. Стас не пошевелился одеться вообще, и ко мстительной радости Макара на голове у него творился не самый привлекательный бардак. Ясинский сидел, вытянув ноги и откинувшись на спинку стула, и глядел в стену перед собой. Тишина на кухне была гнетущей, но Макар отказывался обращать на нее внимание. У него была пара мыслей, одна из них: как выспаться, и вторая: где позавтракать – дома в холодильнике натюрмортец был зело скудный, и именно на них он и был сосредоточен.
- Ладно, я пошел, - наконец буркнул он, вставая. – Давай, до завтра.
Ясинский убрал ноги с его пути и посмотрел на Макара снизу вверх. У него были потрясающие глаза – выразительные, но совершенно нечитаемые. Кажется, он смотрит с мольбой, но эта мольба обжигает почище тавра. Макар осмотрел его еще раз, полюбовался беспорядком на голове и пошел в прихожую. Стас остался на кухне.
Вторник был практически днем сурка. Ясинский весь в черном и снова – вот гад – со своими байроническими патлами, снова нечитаемые выразительные взгляды, снова рельефная спина прямо по курсу, снова куча сообщений на телефоне. И они снова стоят на крыльце и обмениваются совершенно незначительными фразами.
- Я могу тебя встретить после работы, - предложил он, когда Макар огрызнулся, что ему с работы не ближний край добираться.