Я уеду отсюда

Когда я вырасту, я не буду заставлять своих детей шкурить бревна. Я вообще, их ничего не буду заставлять делать.

Мне исполнилось 10 лет. Так горько, я ещё не плакала. Мне непонятно, почему моя жизнь не такая, как у других. Мне всё время надо что-то делать. Весь день рождения я провела, шкуря брёвна.

Брёвна у меня получаются гладенькие. Дом будет хорошим.

Папа меня хвалит. И говорит, что Дочь Тамара со всем справляется. Мне очень горько, хотя я и рада помочь.

Мой отец всегда называет меня гордо: «Дочь Тамара». Я слышала, что у него была дочка до войны (до женитьбы на маме), и её звали также как и меня, но она погибла.

Мне жалко отца, он такой худой, замученный. Утром еле встает, так ему тяжело от болезни.

Отец был в плену. Его тело всё в страшных шрамах. Но он скрывает их и никогда не рассказывает об этом. Фашисты пытали его, по несколько часов подвешивали за ноги вниз головой, натравливали собак. Я не понимаю, как это может быть. Как подумаю об этом, мурашки по коже, хочется плакать. Мой отец самый – самый лучший.

Утром я прошу его взять меня с собой, он собрался к соседу класть печку. Глину для печки мы копаем недалеко от речки.

Отец складывает кирпичики, делает раствор. Всё у него получается ровненько. Деревенские мужики подходят к отцу и любуются его работой.

Мне интересно, смогу ли я также, как отец. Он разрешает мне попробовать.

Я затираю шовчики между кирпичами, глажу ладошкой с глиной по стенке печки. Отец, удивляется, и снова хвалит свою Дочь Тамару.

Я радуюсь, что опять помогла отцу, и мы быстрее справились с делом.

Дальше, так и пошло. Отец кладет, я затираю, превращаю печку в ровненькую красавицу. Интерес, конечно к этому делу у меня быстро пропал, но другого помощника у отца нет.

Всё лето мы строим дом и кладем печки.

Я завидую своей подружке Люське. Она никогда ничего не делает, у неё есть бабушка. Я тоже хочу бабушку. Но у меня её нет.

Дом Люськи напротив сельсовета. Её бабушка с раннего утра хлопочет по дому. В их огромном доме всегда вкусно пахнет едой.

Люськина бабушка каждое утро печет хлеб, запах которого слышен аж с улицы; варит щи, управляет домом. Люська всегда сыта и свободна.

В их доме стоит огромный чёрный кожаный диван с откидными валиками, на которые можно облокотиться. Такого дивана в деревне больше ни у кого нет. Дома чисто и уютно.

Я не понимаю, почему Люська может свободно бегать, ходить с ребятами на речку, а я всё время занята.

Даже, чтобы сходить в кино, мне приходится долго выпрашивать у мамы разрешение и пять копеек на билет.

А ведь фильм привозят в деревенский клуб всего один раз в неделю. Мама всё время удивляется и говорит, что я видела это кино вчера и зачем мне второй раз идти в клуб.

Попасть в клуб, это – целое счастье. Выпросив пять копеек на билет, я всегда мчусь скорее занять самое лучшее место.

Лучшее место, это, конечно же, на полу, перед самым экраном. Как здорово сидеть прямо рядом с героями. Один фильм я бы смотрела и смотрела много раз. Почему нельзя ходить в кино каждый день?

Ещё рано утром, зная, что в клуб привезли новый фильм и на магазине и сельсовете повесили афишу, я начинаю канючить у мамы разрешение и деньги, чтобы вечером получить долгожданную радость.

Я мою ненавистные молочные трехлитровые банки. Мыть их очень неприятно: они жирные, холодная вода студит руки и ничего не отмывает.

Банок всегда много. Руки почти полностью входят в банку и становятся липкими. Ещё мне надо купить хлеб.

Магазин далеко, чтобы пройти по засохшим колдобинам развороченной тракторами дороги надо не один раз ободрать ноги. Но надежда на вечерний поход в клуб и растопленное сердце мамы жива, и я иду.

Хлеб тяжёлый, одна булка весит целый килограмм, а их несколько. Обратная дорога превращается в целое преодоление. Хлебные булки царапают ноги сквозь сетку и по колеястой дороге тащить их неудобно.

Дома я снова хожу кругами около мамы и прошу деньги на билет.

Мама, наконец – то, разрешает, но радость портит новость о том, что с утра мамина Кума идёт за ягодами и берёт меня с собой.

Мамина Кума – здоровенная тётка, которая как лось носится по лесу в поисках ягод. Бегать за ней – это целое наказание. Я всё время боюсь потеряться и гляжу, куда она бежит. Естественно, что ягод набрать столько же, как она, я не могу. Я не люблю собирать ягоды, меня всегда кусают комары. Они такие огромные и злые, что, когда я прихожу из леса, тело долго чешется от их злобных укусов.

Радость от разрешения пойти в кино перебивает разочарование от завтрашнего похода в лес и предчувствия маминого неудовольствия по поводу количества собранных мной ягод. Я ещё никогда не смогла набрать столько ягод, чтобы мама была довольна. У Кумы всегда больше.

Папа сказал, что повезёт меня в санаторий лечиться в место с красивым названием «Глядены». Мы поедем на поезде.

Я ни разу не видела поезд, даже в кино, которое показывают в клубе. Мне волнительно, страшно и очень интересно. Кроме своей деревни Андрюшино, я нигде не была.

Как это уехать в другое место, и остаться совсем – совсем одной. Я не могу понять, что я чувствую больше: страх или радость?