Я уеду жить в «Свитер»

Лева теперь часто бывал у Елены Сергеевны, почти что каждый день ее навещал. А я из-за концерта нет, хотя он звал постоянно. Честно, я не понимала, зачем Лева все время к ней ходит. Не могла этого понять. Может, из-за родителей? Ему дома так плохо? Но ведь он не друзей выбирает, а чужого, постороннего, можно сказать, человека.

Но в среду мы вместе к Елене Сергеевне пошли. У нее звонок с Провансом был запланирован, а я, если честно, надеялась, что снова увижу Оливье. Я не говорила, что он мне привет передавал? Передавал! Он, оказывается, успел меня разглядеть и заявил Николя Ивановичу, что я Une tres jolie fille, что значит «очень красивая девушка». Да, я была польщена, а Лева опять разозлился.

Мы пили чай с конфетами, когда просигналил скайп. Елена Сергеевна сразу бросилась к ноутбуку, а Лева на кухню меня потянул. Не хотел, наверное, чтобы я с Оливье случайно встретилась.

Так и есть. Он уселся на подоконник и молчит, как бука. Ну и я помалкиваю, чаек попиваю. Молчал, молчал, а потом и говорит:

– Что, французский принц понравился, да?

– Ты о ком?

– Об Оливье, о ком еще.

– Ну, во-первых, он не принц никакой. А во-вторых, я его и разглядеть-то толком не успела.

– Зато он тебя успел.

– Лев, ты что? – Мне его прямо жалко стало. – У тебя дома все в порядке?

– Дома? – говорит. – При чем тут вообще дом? Я же видел прекрасно, как ты ему глазки строила.

Люди, слушайте, мне от этого заявления так обидно стало! Я так вдруг разозлилась на него! Сам, значит, с разными непонятными Маринами прохлаждается, а я уже и улыбнуться кому-нибудь с экрана не могу? И тогда я собралась наконец-то с духом – а я уже целый месяц собиралась – и сказала ему:

– Лева, мне все известно про Марину. – И молчу. Потому что ничего же мне на самом деле не известно.

– Что? Про какую Марину?

– Про ту самую.

– Юль, ты мне зубы не заговаривай, пожалуйста. Ты не видишь разве, как я для тебя стараюсь? Для нас с тобой? – Он вдруг на шепот перешел.

О чем это он, думаю. Я что-то ничего опять не поняла. Но тут на кухню ворвалась Елена Сергеевна. Не вошла, а именно ворвалась, как апрельский ветер. Она чуть ли не пританцовывала от счастья!

– Ребята, как я вас люблю! Как же я люблю тебя, мир!

– Елена Сергеевна, что с вами?

– Ребята, я еду во Францию! Мой бог! Подождите, дайте я сяду. Я никак не могу этого осознать!

– Так он вас в гости пригласил? – догадалась я. Вот это да! Вот это здорово! Мне так радостно за Елену Сергеевну стало.

– Юлечка, дорогая, Коля меня к себе зовет. Насовсем, понимаешь?

– В смысле замуж?!

Елена Сергеевна кивнула и рассмеялась, как маленькая. А потом сразу расплакалась.

– Отличные новости! – сказал Лева. – Просто замечательные! А как же с документами? Вам паспорт нужно оформлять, визу… У вас есть загранпаспорт?

– Да что ты, откуда? Я никогда за рубежом не была.

– Ну это ничего. Я вам помогу, у отца брат в УФМС работает, мой дядя. Он без очереди вам все сделает в лучшем виде.

– Спасибо, Левушка! Что бы я без вас делала, ребята? Вы мне всю жизнь перевернули с ног на голову! В хорошем смысле. В замечательном смысле!

Когда мы уходили, меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, я, конечно, радовалась за Елену Сергеевну безмерно, а с другой… Как-то все это… не знаю, слишком неожиданно, что ли? Как в сказке про Золушку. И Феей-Крестной тут, кажется, был Лева. Только не понимала я, как такое получилось.

Ошейник для Багиры

В тот вечер Верки снова не было дома. Не знаю, что она делала и где прохлаждалась. Может, у писателя? Но это вряд ли. Кажется, совсем он не такой, каким я себе его вообразила, читая Веркин дневник. Он. Честный какой-то – да, это подходящее для него слово. Человек чести, если высокопарно выражаться. Такой не станет охмурять юных поклонниц, это все Верины фантазии. Во всяком случае, я на это очень надеялась.

Я лежала на кровати и читала книгу – ту самую, «Двадцать миллиардов». Просто оторваться от нее не могла, даже в туалет сбегать пришлось себя заставить.

Я вышла из комнаты и направилась в уборную, как папа ее называет. И вот тогда я и услышала их беседу. Хотя родители старались тихо разговаривать, чуть ли не шепотом. Дверь-то на кухню была открыта.

– Ребенку уже два месяца, понимаешь?

– Слушай, подожди. Мне переварить все это надо.

– И разумеется, Света знала. Думаешь, почему она такая была в последнее время? И болезнь тут даже ни при чем, она обо всем догадывалась давно.

– Люд, может, я не знаю, в Иркутск позвонить? Я себя, честно говоря, совершенно в дурацком положении сейчас чувствую.

– Ну позвонишь ты, и что дальше?

– Вероника – его дочь в конце концов!

– Кстати, ты знаешь, что Багиру в приют отдали? Вера думает, она у бабушки. Мы позавчера после врача в зоомагазин с ней заглядывали, она там ошейник присматривала. Ох… Ситуация еще та, конечно…

«Интересно. Значит, они по магазинам уже вдвоем ходят, – отмечаю я про себя. – И почему после врача? После какого?» Я не успеваю додумать эту мысль, потому что папа говорит:

– Слушай, я все-таки позвоню ему.

– Подожди. Не надо пока. Не беги впереди паровоза.