– Нет, – отвечает она, заинтересованно оценивая чистоту своих ногтей. – Не нужно.
Значит, мама внезапно решает взять отпуск на несколько недель и отправиться со мной через океан? И ей даже не нужно никому позвонить или отправить письмо по электронной почте? У меня в душе снова зарождается смутное подозрение. Она наверняка сообщила об этой поездке на работе еще за месяц. Неужели она все спланировала заранее?
Всю дорогу в такси, петляющем по темным парижским улицам, которые не спят даже ночью, я не перестаю об этом думать. Мама на хорошем французском языке доходчиво и неторопливо разъяснила таксисту, куда нам ехать.
К тому времени, как мы прибываем на место, в лобби отеля уже никого нет, кроме одинокого сонного консьержа-подростка. Взяв у мамы кредитную карту, он протягивает нам огромный медный ключ. Ресторана здесь тоже не оказывается, так что мне ничего не остается, как достать из кармана орехи и с несчастным видом их съесть. На вкус они напоминают смесь опилок и грусти.
Завтра я увижу город, предметы искусства и совершенно новый для меня континент, ради которого мне пришлось пересечь океан. Завтра я посещу места, которые знала только по фотографиям, и буду есть выпечку, похожую на шелк. Завтра у меня не будет так шелушиться кожа, а глаза перестанут слезиться.
Но сегодня я откопаю в вещах свою зубную щетку и заползу в кровать под тяжелое гладкое одеяло. И постараюсь поскорее уснуть, чтобы этот день наконец-то закончился.
Глава 6
В СВЕТЕ УЛИЧНОГО ФОНАРЯ и сквозь мрачную пелену усталости комната показалась мне затхлой и старомодной. Но теперь, в утренних лучах солнца, она обретает новые краски. Мягкие текстильные обои желтого цвета дополняют кресло в углу, обитое той же тканью, и подушки, от досады сброшенные вчера с кровати. Сейчас весь номер будто представляет собой картину Поля Сезанна – широкие мазки в цветах восходящего солнца повторяют узоры на ткани.
Мама уже не спит и занимается тем, что зашнуровывает кроссовки.
– Прости за вчерашнее, – говорит она, когда я выхожу из ванной после душа (и опробованного фарфорового биде).
– Все нормально, – отвечаю я.
Так, что бы мне сегодня надеть? Лена что-то там говорила о юбках. А я взяла шарф? Надеюсь, я его не забыла.
Мама откашливается и тем самым нарушает поток моих мыслей.
– Мне бы хотелось показать тебе тот Париж, который я помню. Я же училась здесь! Ты знала об этом? – Она будто произносит заготовленную речь.
Я гляжу на свой альбом и набор акварели.
– Вообще-то я планировала сегодня сходить в музей Делакруа…
– Мы туда тоже сходим! Но после. Давай позавтракаем, заскочим в пару магазинчиков. Я отведу тебя в пекарню, куда ходила каждый день во времена учебы в колледже. А потом в музей Делакруа, идет?
Идея позавтракать и посетить пекарню звучит неплохо. А раз уж потом мы отправимся в музей, ничего страшного не случится, если я соблазнюсь круассаном и доверюсь гиду, знающему Париж лучше меня, – даже если она не была здесь двадцать пять лет. Честно говоря, я буду согласна практически на что угодно, если сначала мне предложат круассан.
– Идет.
Не думала, что буду чувствовать себя гораздо счастливее, сидя напротив мамы в кондитерской Ladurée и попивая горячий шоколад. Он такой густой, что напоминает мне тот, который растапливают для фондю. Даже не припомню, чтобы пила что-то настолько вкусное. Уверена, если туда опустить ложку, она будет стоять. Официант подал нам шоколад в серебряных горшочках, отчего я почувствовала себя Марией-Антуанеттой. Во времена ее раннего правления, до нападения перепуганных крестьян на Версаль. Горячий шоколад в Ladurée – истинное воплощение образа австрийской принцессы из одноименного фильма Софии Копполы, чья жизнь до французской революции утопала в роскоши и вседозволенности. Оно и понятно, без головы было бы затруднительно пить.
– Так какое первое задание дал тебе дедушка? – Мама размешивает влитое в черный кофе обезжиренное молоко. Даже в Париже она не нарушит свою диету. – Что нужно сделать?
Я открыла первый конверт еще утром, разорвав оранжевый клапан и отодрав металлический замок – так мне не терпелось посмотреть, что же там. Внутри я обнаружила письмо и конверт поменьше. Дедушкино послание было написано его характерным почерком – полностью заглавными буквами:
«BIENVENUE A PARIS! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГОРОД ОГНЕЙ! НЕ ОТКРЫВАЙ ЗАДАНИЕ (ЗАПЕЧАТАННЫЙ КОНВЕРТ), ПОКА НЕ ПОБЫВАЕШЬ В МУЗЕЕ ОРСЕ. Я БЫ ОТПРАВИЛ ТЕБЯ В ЛУВР, НО ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ЭТИ ЖУТКИЕ ПИРАМИДЫ ПЕРЕД ВХОДОМ.
– Он хочет, чтобы я сходила в музей Орсе. Но сегодня он закрыт, так что я перенесла его на завтра. Утром – музей, днем – творческое задание.
– Он не хочет, чтобы ты побывала в Лувре? – хмуря брови, спрашивает мама. – Посмотрела на «Мону Лизу»?
– Нет, говорит, что предпочитает музей Орсе.