Ответ – ноль. Наверно, я и правда такая скучная, какой он меня считает. Я начинаю мысленно прокручивать список фактов, которым обычно пользуюсь, когда учителя в первый день школы просят нас рассказать о себе что-то забавное. Меня зовут Нора Паркер-Холмс. Мой дедушка – Роберт Паркер, знаменитый художник. На внутренней стороне запястья у меня шрам, оттого что я в четыре года пыталась приготовить спагетти в томатном соусе. У меня аллергия на пенициллин. Но все это не то.
– Ну, костей я не ломала, – признаюсь я, когда пауза затягивается. – Не знаю даже. По-моему, я сама не понимаю, кто я. Пытаюсь что-то придумать, но на ум приходит ерунда.
Каллум обнимает меня и тесно прижимает к себе.
– Что же мне с тобой делать? – говорит он.
Непонятно, он сейчас серьезно или шутит. Но прямо сейчас, когда он так близко, я понимаю, как сильно хочу быть рядом с ним.
– Что ж. – Мои губы впервые, с тех пор как я его сегодня увидела, складываются в легкую улыбку. – Я здесь еще неделю. Можно не планировать что-то сложное или на более долгий срок. Можешь попытаться лучше узнать меня.
– Живи настоящим, да? – говорит Каллум, но выходит у него не слишком уверенно.
– Я так и не смогла проникнуться «Властелином колец». Может, за неделю объяснишь мне, что в нем такого особенного.
Каллум тоже улыбается – сначала это робкая улыбка, а потом звучит тот самый громкий смех, что я услышала в нашу первую встречу.
– Мы точно не осилим «Сильмариллион» за неделю!
Он притягивает меня к себе и касается ладонями моего лица. Мы целуемся, и это потрясающе. Все мои тревоги о Нике, Лене, маме и карьере художника рассеиваются. Я лишь думаю о том, как приятно пальцами зарываться в волосы Каллума и какие мурашки бегут по коже, когда он ладонями проводит по моим бедрам.
– Эй, – произносит он, отстраняясь. – Завтра я везу тебя в Голуэй.
– Да неужели?
– Я покажу тебе утесы Мохер. Иначе какой из меня романтичный ирландец? Кроме того, это лучшее в мире место для поцелуев.
– Заметано, – соглашаюсь я и на этот раз целую его сама.
– Ц-Е-Л-У-Ю-Т-С-Я! – с ликованием выкрикивает Тесс, выскакивая на пляж.
Мы с Каллумом смущенно отрываемся друг от друга.
– Ну что, залезли на маяк? – интересуюсь я.
– Нашему вундеркинду удалось открыть замок. И-и-и-и, – изящным жестом она выуживает из-за спины кучу хлама, – сокровище Кеннеди. Я же говорила, что оно существует.
В руках она держит сломанную удочку, два пакета из-под чипсов, кусок шины и покореженный номерной знак. Его она протягивает мне:
– Это твоя доля.
– Американское правительство никогда не узнает, что нам о нем известно, – говорю я, и мы с Тесс салютуем друг другу.
До нас наконец добирается Роджер.
– Неужели ты не разочарована? – тяжело дыша, спрашивает он.
– Смеешься? – отвечает Тесс. – Номерной знак и сломанная удочка гораздо лучше сокровища «дружбы».
– Определенно, – соглашается Каллум. – Что в нашей жизни переоценено, так это дружеское отношение людей, которым ты небезразличен.
– Как хорошо, что я вас всех ненавижу, – заключает Роджер.
Но при этом он улыбается.
Глава 23
СОБИРАЯСЬ В ПОЕЗДКУ НА УТЕСЫ Мохер, я решаю взять с собой:
• один (1) дождевик, потому что прогноз погоды так же непостоянен, как и девушка, собирающаяся на свидание;
• скетчбук и три (3) заточенных карандаша;
• два (2) шоколадных батончика «Тоффи Крисп», которые я планирую до отъезда из страны поглощать как можно чаще, а потом нелегально переправить для себя в Штаты пожизненный запас;
• роман-бестселлер о человеке, пытающемся в одиночку выжить в этом сложном мире после 9/11 в Нью-Йорке. Как гласит аннотация на обложке, это «захватывающая… новаторская проза, воплощающая дух тысячелетия» и «работа следующего Дэвида Фостера Уоллеса», но мне все еще не хватает мотивации, чтобы ее открыть. Однако четырехчасовая поездка на автобусе туда и обратно говорит мне о том, что пришло время все же с ней познакомиться;
• один (1) телефон, чтобы сделать парочку селфи и опубликовать их в «Инстаграме».
Все помещается в блестящем черном рюкзаке, который я все это время возила в своем основном чемодане именно для такой цели. Мы с Каллумом договорились встретиться на автобусной остановке в 8 утра. По его словам, у нас еще останется время купить кофе и вернуться к автобусу, отправляющемуся до Голуэя в 8:24.
– Я бы и сам довез нас туда, но папа не может весь день обходиться без грузовика, – сказал он. – К тому же там парковка – сущий кошмар.
Я спускаюсь вниз и вижу, что мама у плиты готовит завтрак, а толстые ломти домашнего хлеба, приготовленного Эвелин, опущены в тостер.
– Ты уже собрала рюкзак? Но мы ведь уезжаем днем.
– Ты о чем? Выходные я провожу с Каллумом. В Голуэе.
Мама роняет лопатку на стол, и кусочки яичницы-болтуньи разлетаются в стороны.
– Что? Ты мне этого не говорила.
Вот черт! Нет, нет, определенно не говорила. Хотя должна бы. Могу поклясться… Не-а. Нет. Не говорила.