Я уезжаю!

– Он даже не знал, что я подала заявку! – выплевываю я. – Я отправила заявление вместе с портфолио, о чем тебе было бы известно, обращай ты внимание на то, что важно для меня. На что-то помимо своей дурацкой работы, дурацкой одежды и дурацких тренировок.

Мама смотрит на меня. Наверное, ее взгляд должен быть сочувственным, но в нем читается лишь снисходительность.

– Конечно же, он знал, Нора. А кто, по-твоему, просил его написать это рекомендательное письмо?

За все утро наши взгляды впервые встречаются. Мы обе тяжело дышим, у мамы в глазах слезы.

Я разворачиваюсь и стремглав несусь по лестнице в свою комнату. Яростно топаю ногами, будто хочу впечатать весь свой гнев и горечь в половицы. Но это не помогает.

На телефоне три непрочитанных сообщения от Каллума: «Эй, ты уже вышла?», «Автобус скоро отправляется!», «Так ты едешь?». Я с силой швыряю телефон на кровать, но тот отскакивает от подушки и летит на пол. Если не буду на него смотреть, он перестанет существовать.

Я слышу, как мама выходит из дома. Я одна, лежу на кровати с закрытыми глазами, прижимая ладонь к пульсирующему от боли лбу в надежде, что голова будет меньше болеть, а все происходящее станет чуточку проще. День идет своим чередом, но уже без меня, застывшей и обессилевшей от слез. Я лежу неподвижно, уведомления о новых сообщениях приходят на телефон все реже и реже, а после и вовсе замолкают.

Глава 24

СЕЙЧАС РАССВЕТ, НО в зеркале заднего вида такси почти не видно восходящего солнца. Не знаю, проснулся ли Каллум, увидит ли он записку, которую я оставила на крыльце его дома. Мне не хотелось показаться чересчур сентиментальной. Но сомневаюсь, что у меня получилось.