Я украду тебя у смерти

Мы завернули за угол дома и направились по плохо освещенной узкой дорожке к дальнему подъезду. Дойдя до ступеней, краем глаза заметила как в кустах, что росли за забором, что-то промелькнуло.

— Стой здесь, — тихо проговорил Гром. — И не шуми.

Послушно замерла, гипнотизируя старенькую миску, что стояла возле стены, под самыми окнами.

Сначала я увидела обычного дворового серого кота. Он вальяжно прошел к металлической посудине и сунул туда любопытный нос. Потом плюхнулся попой на землю и недовольно задергал хвостом. Затем показался и обладатель когда-то белоснежной шерсти. Джем покрутился неподалеку, недовольно сверкая глазами в сторону незнакомого кота, потом, наконец-то, заметил меня.

— Джем, — позвала я, по-прежнему не рискуя пошевелиться. Вдруг спугну, и он сбежит? Где я его потом искать буду?

Домашний любимец еще какое-то время недоверчиво смотрел на меня, но в итоге подошел ближе и стал обнюхивать мои ботинки. Он потерял бдительность и Миша воспользовался этим, схватив беглеца под передние лапы и поднимая с земли. Перед этим друг быстро сунул мне в руки мою куртку, которую я машинально схватила и прижала к себе.

— Попался, поганец, — сказал Громов, крепче стискивая тельце недовольно мяукающего кошака в районе своей груди. — А теперь быстро домой.

Меня подтолкнули в спину, давая тем самым понять, что надо бы поторопиться. Упрямиться и возмущаться не стала. Так и шли мы по улице. Я вся промокшая, прижимающая к себе отяжелевшую от влаги куртку и придерживая свободной рукой края второй, что хоть немного, но все же согревала меня. И Миша, стиснувший в руках пытающегося вырваться Джема. Тот в свою очередь старался укусить парня или расцарапать когтями ему руки.

Дойдя уже до моего подъезда, друг не пожелал расставаться на улице и проводил меня до двери. Я все боялась, что вот сейчас она откроется и на пороге покажется злющий отец или не менее злая мама. Но все обошлось. Гром забрал свою куртку, сунул мне в руки Джема, и, попрощавшись, стал спускаться вниз, намереваясь уйти.

— Подожди! — воскликнула я, уже не боясь за то, что нас могут застукать.

— В чем дело? — он обернулся и выжидательно посмотрел прямо мне в глаза.

— Спасибо, — сказала и, подойдя к нему, невесомо поцеловала в губы.

Сейчас он стоял чуть ниже меня, и наши лица были почти на одном уровне. Миша ответил на поцелуй, и я почувствовала, как его руки обняли меня за талию. Кот противно мяукнул, намекая на то, чтобы мы прекращали подобное безобразие. Однако, сейчас мне не было до этого никакого дела.

— Приятный способ отблагодарить, мне нравится, — как только мы оторвались друг от друга, проговорил Громов. — Если этот кошак снова потеряется, обращайся.

Я затуманенным взглядом смотрела ему прямо в лицо и не сразу заметила, что его руки снова подрагивают, а в глазах появился лихорадочный блеск.

— Снова начинается? — спросила, уже заранее зная ответ.

— Какая разница, — в его голосе послышалось раздражение. Как же быстро у него меняется настроение! Ведь еще каких-то полминуты назад он был таким нежным, родным… А сейчас это снова другой человек. — Только не начинай читать нотаций, хорошо?

Захотелось возразить, попытаться переубедить его. Объяснить, в который раз, что есть те, кому он нужен.

— Мяа-а-ау, — громко замяукал Джем и укусил меня за руку.

— Ай! — воскликнула я, и чуть было не выпустила его.

— Тащи эту бесполезную животину домой.

Сказав это, Миша стал быстро спускаться вниз. Даже не обернулся ни разу…

— Спасибо… — еще раз сказала я, надеясь на то, что он услышит.

Что же мне делать? Что? Бежать за ним смысла не было. Ему не нужно мое общество, когда он в таком состоянии. Еще недавно казалось, что мне хватит сил и терпения, чтобы вытащить его из лап столь ужасной зависимости. А теперь… Выбирая между мной и наркотиками, он предпочитал второе. Возможно переломным моментом стал тот не состоявшийся разговор, когда я случайно уронила телефон. Или это случилось еще раньше. Просто мне казалось, что будь я всегда рядом с ним, он сможет побороть эту зависимость. И вот сейчас я была рядом. И что? Он просто сбежал…

На фоне зарождающейся ломки у Громова началась краткосрочная депрессия, порождающая в воспаленном мозге молодого человека необоснованные подозрения и иллюзии, носящие отрицательный характер, которые и толкнули его в самый, быть может, важный момент сбежать от Алины. Ему казалось, что девушка может испытывать к такому, как он, только жалость. Миша очень быстро убедил себя в том, что не может быть ей интересен даже как друг. Помимо всего прочего он не хотел ломать ей жизнь, заставлять страдать ее еще больше из-за постоянного наблюдения прогрессирующей зависимости. Считал, что чем быстрее она от него откажется, тем лучше будет для нее самой. При этом совершенно не понимал, что подобные размышления имеют место быть лишь в параллельной вселенной, где он действительно никому не нужен. Реальность смешалась со страхом, что вызывало у парня панику.