Я украду тебя у смерти

Истерика прошла уже ближе к ночи, когда слез не осталось, голос охрип, а руки болели от многочисленных ударов о дверь. В конце концов я повалилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и заскулила, подобно израненному брошенному хозяином щенку.

Следующим утром мама растолкала меня пораньше и заставила позавтракать. Так как я не собрала вещи, это полностью легло на плечи родительницы.

— А где мой телефон? — спросила у мамы, не обнаружив на кухне свой гаджет.

— Отец, скорее всего, стащил, — зло зашипела она. — Снова не хватило денег на игры. У меня тоже планшет пропал.

— Но как же…Там все телефоны… — я схватилась за голову, запуская пальцы в волосы. — Там был номер Нины Олеговны…

— Милая, — меня погладили по плечу. — Мы купим тебе новый, ты восстановишь номера. Не переживай…

— Не переживай?! — я вскочила со своего места. — Там номер Миши!

— Он мертв, — тихий спокойный голос. — Зачем тебе его телефон?

Ее слова будто ушат холодный воды обрушились на голову. Я не могла так просто принять тот факт, что Грома больше нет. По-прежнему не хотела в это верить.

Сборы, поездка в институт и дальнейший путь до деревни, в которой жили дедушка с бабушкой слились у меня в один короткий миг. Я была в таком подавленном состоянии, что даже говорить нормально не могла. Просто шла за мамой и молчала. Потому что стоило мне открыть рот, как из него вырывался стон полный боли.

Погода полностью соответствовала моему внутреннему состоянию. Шел отвратительный дождь, в лицо бил сильный пронизывающий ветер, небо было тяжелым и буквально физически давило на голову.

— Он просто не тот, — когда мы ехали в электричке, заговорила мама. — Не тот, ради кого стоит так убиваться.

— В том тои дело, — я в который раз всхлипнула, стараясь сдержаться и вновь не разреветься. — Что для меня он был ТОТ.

А тем временем в наркологической клинике живой и идущий на поправку Михаил Громов лежал и ждал прихода матери, которая каждый день посещала его. Еще больной надеялся увидеть Алину, которую, он верил, очень заботила его судьба. По словам Нины Олеговны, девушка сильно переживала трагедию друга и попросила ее сообщать ей о любых изменениях состояния парня. Только вот не ожидал он, что Аля не откликнется на столь радостную для всех новость.

— Ты ей звонила? — как только увидел свою родительницу, выпалил Миша. — Что она сказала?

— Я разговаривала с ее мамой, у которой почему-то оказался телефон дочери, — пожала плечами женщина, однако, удовлетворенно отмечая про себя, что сын воспрял духом при воспоминании о Селезневой. — Анна обещала ей передать.

— Паршиво, — Гром откинулся на подушки и тяжело вздохнул. — Они ведь ей даже работать запретили. Представляю, что наговорили, когда узнали обо мне все…

— Если так, то бери себя в руки и тренируй силу воли, — Нина Громова присела на краешек его койки и продолжила: — Если она даже и не в курсе последних событий, я ей сегодня вечером напомню о тебе. Хочешь?

— Можно, конечно, — Миша отвел взгляд и печально посмотрел в окно. — Но не думаю, что у тебя хоть что-то выйдет.

— Почему?

— Я не знаю, как тебе это объяснить, — карие глаза вновь устремились на мать. — Просто внутри появился страх, что она меня не дождется.

— Если ей так и не сообщат о моем звонке, то она вернее всего сама примчится сюда, — попыталась подбодрить та парня.

— Кто бы ей это позволил, — покачал головой Громов. — Алька мне рассказала, как они ее заставили уволиться с места консультанта в магазине одежды.

— Тогда мне стоит наведаться к Анечке в гости, — совершенно серьезно проговорила Нина Олеговна. — У нее передо мной один должок имеется.

— Какой? — тут же заинтересовался Миша. — Расскажешь?

— Да так… — уклончиво ответила женщина. — Я их с мужем помирила, когда вам с Алиной по пять лет исполнилось. Представляешь, дело чуть до развода не дошло.

— Алинка жаловалась, что он стал выпивать, — в ответ поделился информацией молодой человек.

— Да у него брат родной был игроком, — фыркнула Нина. — Слава богу, что Георгий не такой. Надеюсь. Или нет…

— Лучше нет. Ну эти зависимости куда подальше!

— Наконец-то понял, — тепло улыбнулась мать. — Долго же тебя пришлось уговаривать.

На некоторое время воцарилось молчание. Громов-младший собирался с духом, чтобы озвучить очень важное для него признание.

— Мам, — наконец, тихо проговорил он, не желая посвящать в свои сердечные метания остальных товарищей по палате. — Я ведь люблю ее. Я теперь все сделаю для того, чтобы быть с ней. Спасибо… За то, что пнула меня.

— Не за что, — тонкие пальцы легли на тыльную сторону широкой ладони и принялись нежно поглаживать кожу. — Я понимаю, что тебе это дается очень непросто.

— Когда меня везли по коридору, — медленно продолжил изливать душу Миша, — я совершенно не понимал, что буду делать вне этих стен. Но там же случайно услышал, что кто-то из санитаров попросил своего коллегу приколоть к стене график дежурств с помощью кнопки…

— Насколько я помню, в детстве таким прозвищем ты окрестил Алину, — прищурившись, заметила Нина.