Я украду твой голос

Однажды в такую минуту Композитор медленно прошелся под ее окнами. Он не слышал движения глаз девушки, это было неподвластно даже ему, но он кожей почувствовал ее заинтересованный взгляд на своем затылке. Композитор остановился. Его подмывало обернуться, посмотреть ей в глаза и крикнуть: «Это я пишу для тебя песни! Потому что я, как и все, влюблен в твой голос». Но этого не случилось. Подняв воротник, втянув голову, он в смущении удалился. Если бы кто-то следил за его лицом, то заметил бы выступивший румянец на вечно бледных щеках. В этот вечер Марк написал для нее самую щемящую и трогательную мелодию на лучшие стихи о любви, найденные в блокноте поэта.

Сегодня он шел к ее дому с комплектом медицинских инструментов и хирургическими перчатками. Он хорошо изучил распорядок дня, знал, когда домработница отправляется за продуктами, и ему не составило бы труда навязаться ей в помощники и вместе зайти в квартиру, несмотря на строжайшие инструкции генерала. Но задолго до подхода к намеченной цели, он вдруг почувствовал, что что-то не так.

Обычно еще за два квартала он слышал звонкий вибрирующий голосок певицы и звуки рояля. В этот раз ничего подобного не происходило. Он ускорил шаг, подошел ближе. Где же ее порывистые прыжки на гулком паркете, недовольные возгласы или озорной смех? Квартира хранила молчание. Композитор приблизился к дому вплотную, обе его ладони легли на отшлифованные кирпичные стены ее подъезда. Он находился в таком взвинченном состоянии, что мог слышать сердцебиение девушки, если бы только она находилась внутри этого огромного дома.

Но ее там не было!

Композитора обуял страх. Марина должна быть здесь, она не могла исчезнуть! Последние две недели ее не выпускали из квартиры. Неужели случилось непоправимое, и ее тело не способно издать ни малейшего звука?

В нервном возбуждении он побежал к подъезду. Свернув за угол, он натолкнулся на солдат, грузящих белый рояль в зеленый грузовик.

— Куда прешь? — осадил его усатый старшина, руководивший солдатами.

Тело Марка обмякло, дыхание успокоилось. Как же он упустил события, происходившие во дворе? Внутри белоснежного лакированного корпуса музыкального инструмента дзинькнула потревоженная струна. Это звон ее рояля! Обойдя грузовик, Композитор удалился. Он встал за деревьями, чтобы не привлекать внимания, но чутко слушал всё происходящее около подъезда. Хлопнул деревянный борт, лязгнули металлом фиксирующие рычаги.

— Не гони! — скомандовал старшина водителю и повернулся на скрипучих сапогах к солдатам. — А вы прыгайте в кузов и придерживайте инструмент. Чтобы доставили певице без единой царапины!

Взревел двигатель, машина тронулась.

Рояль везут к ней! Значит, она жива, но переехала в другое место.

Грузовик выехал из арки на улицу.

Я должен узнать, где сейчас находится Марина. Я должен услышать, куда привезут рояль!

Машина удалялась. Марк вцепился в перекладину пожарной лестницы над головой, заскреб подошвами ботинок по стене, пытаясь подтянуться. Ему это удалось, и он забрался на крышу дома. Рядом с антенной вытянулась и замерла высокая фигура. Ветер терзал отросшие волосы, шевелил мягкую бородку. Оттопыренные уши Композитора отсеивали многоголосый городской шум, вцепившись в единственный, необходимый ему, рокот двигателя убегающего автомобиля. Он вел его по городским улицам, останавливаясь на светофорах и ускоряясь на проспектах. Даже когда автомобиль выехал за город, он продолжал различать характерный рев на высоких оборотах. Но большое расстояние и густой лес вдоль трасы постепенно поглотили машину. Она растворилась и исчезла для Композитора.

Опустошенный и разбитый, Марк просидел на крыше до вечера. Он всё надеялся, что в стенах знакомой квартиры двумя этажами ниже вновь задрожит самый дивный на свете голос. Но тишину нарушали лишь тяжелая поступь вернувшегося генерала, его хрипучее откашливание и хлопоты домработницы. После ужина в генеральской квартире раздался телефонный звонок. Услышав слово «доченька», Композитор напрягся. Алексей Васильев жаловался на плохую слышимость, просил говорить громче. Однако Марк, несмотря на потрескивания в телефонной трубке, плотно прижатой к лысой голове генерала, улавливал сбивчивые недовольные фразы певицы. Она сообщила, что обустроилась, телефон ей только что провели в номер, немного поругала назойливых охранников, которые не дают ей гулять в одиночестве, но похвалила музыкантов гарнизонного дома офицеров.

— Репетируй, доченька, репетируй. Там безопасно, как в ставке главнокомандующего. Командир части всё для тебя сделает. Как подготовишься, устроим концерт. В субботу? Это через три дня. Хорошо, как скажешь. Я договорюсь с ним. Готовься, не подкачай.

После разговора с дочерью Алексей Васильев не опустил трубку, а стал набирать телефонный номер. Марк выхватил листок и карандаш, считал щелчки телефонного диска и записывал цифры.