Я украл Мону Лизу

– Господа, – произнес главный эксперт Лувра господин Жан-Пьер Бусьер. – Нам с вами выпала огромная честь определить подлинность картины. От нашего решения будет зависеть, находиться ей в Лувре или отправиться в какой-нибудь частный музей. Во времени нас не ограничили. Но и затягивать, сами понимаете, тоже не стоит… А теперь, господа, давайте осмотрим с вами картину, а потом совместными усилиями вынесем вердикт.

Вооружившись увеличительными стеклами, эксперты принялись рассматривать холст, лежавший на яшмовой поверхности стола. «Мона Лиза» и прежде не была обделена вниманием, но сейчас, под беспристрастными взглядами мужчин, улыбка ее сделалась еще более таинственной.

Как это было заведено между ними прежде, никто не обменивался мнениями раньше установленного срока, все лишь записывали свои наблюдения в блокноты.

Посмотрев на часы, Жан-Пьер Бусьер сказал:

– Итак, господа, прошу вас высказать свои замечания. Мы должны помнить о том, что происходящее в этой комнате должно оставаться в строжайшей тайне.

– Позвольте мне высказаться, – произнес Франсуа Омблин, круглолицый человек с черными пышными усами на широкой верхней губе. Одет он был по последней парижской моде в длинный просторный клетчатый сюртук; под стоячим воротником проглядывал желто-красный галстук, повязанный длинным тонким узлом; брюки узкие, рельефно обтягивающие полные ноги. – К сожалению, у нас не сохранились фотографии, отснятые крупным планом, но даже то, что я вижу, могу с уверенностью утверждать, что эта картина подделка. Правда, весьма искусная.

– На чем основаны ваши выводы? – ровным голосом спросил Жан-Пьер Бусьер.

– Все дело в том, что во времена Леонардо да Винчи художники рисовали кисточками из барсучьего меха. А здесь, судя по всему, использовалась кисточка из меха белки.

– Любопытное замечание. Позвольте посмотреть, где вы заметили этот волос?

– Пожалуйста, взгляните, – охотно отозвался Франсуа Омблин, – волос находится в самом уголке картины. Его и в самом деле очень трудно заметить.

Жан-Пьер Бусьер взял увеличительное стекло и принялся внимательно рассматривать указанный предмет. Его худое, вытянутое книзу лицо с узкой седой бородкой приняло задумчивость; правый уголок рта неприязненно дернулся, обозначив старый, давно затянувшийся кривой шрам на впалой щеке – след от кончика шпаги. Поговаривали, что в молодости он был неисправимым дуэлянтом. Натянув перчатки, он притронулся к холсту, где в толще темно-зеленой краски лежал фрагмент светло-рыжего волоса.

– Значит, вы полагаете, что это именно волос белки?

– Вне всякого сомнения, – уверенно произнес эксперт. – Хотя бы потому, что волос барсука значительно темнее и толще. А потом обратите внимание, этот волос имеет рыжеватый оттенок, а его верхний слой слегка шероховат.

– Теперь вижу, что вы правы… Значит, вы полагаете, что это подделка? – переспросил Жан-Пьер Бусьер, как бы предлагая подвести черту под состоявшимся диалогом.

– Вне всякого сомнения, – энергично отозвался Франсуа Омблин, – правда, весьма качественная. Человек, написавший этот портрет, весьма не без способностей. Он сумел просто великолепно скопировать манеру письма Леонардо да Винчи. Я бы даже сказал, что не вижу в ней больше никаких огрехов.

– Ваше мнение мне понятно. Может, кто еще хочет высказаться?

– Позвольте мне, – отозвался Патрик Легро, высокий худощавый старик с аккуратно стриженной бородкой. Длиннополый сюртук из тонкой темно-синей шерсти был расстегнут, под ним просматривалась клетчатая жилетка, украшенная золотой цепочкой, спрятавшейся концом в небольшой накладной карман. – Я всецело разделяю мнение господина Франсуа Омблина. – Мы имеем дело с гениальнейшей копией! Прежде мне не приходилось видеть столь совершенные фальшивки, а ведь я работал экспертом без малого почти пятьдесят лет! Я вам заявляю, что гениальная картина нашла своего гениального копииста. Человек, копировавший эту картину, является невероятным педантом, но вот как раз в этом и заключается его главная ошибка. Я как искусствовед, занимающийся всю жизнь творчеством Леонардо да Винчи, могу сказать, что Леонардо редко прописывал все детали до конца. Приоритетом для него всегда оставались лицо и руки, что, как известно, рисовать всегда труднее всего. Исключений из этого правила у него немного, да и то портреты: «Дама с горностаем», «Дженевра де Бинчи», относящиеся к его раннему творчеству. На других же картинах задний фон слегка размыт, находится как бы в дымке. Здесь копиист на заднем плане более отчетливо прописал горы, чего Леонардо да Винчи допустить не мог. Возможно, что с точки зрения зрительского интереса картина от этого даже выиграла, она предстает еще более совершенной, но вряд ли это порадовало бы самого Леонардо да Винчи. Теряется первоначальный замысел.

– Сохранились ли увеличенные фотографии заднего плана? – спросил Франсуа Омблин.

– К сожалению, нет, – развел руками Патрик Легро.