Я умею прыгать через лужи

– Мне бы хотелось, чтобы она и сейчас была у нас, папа, – сказал я.

– Да, мне тоже, но она наскочила на кол и пропорола плечо. Потом там какая-то жуткая шишка образовалась. После этого пользы от нее уже не было никакой, но я все равно брал ее с собой на охоту. Она лаяла, а другие собаки бегали. Никогда не видел, чтобы собака на охоте входила в такой раж. Причем сама преследовать не бросалась. Помню, загоняли мы как-то старого самца кенгуру. Прижали его к дереву, и когда Бриндл – был у меня такой пес, тоже кенгуровой породы, – когда Бриндл пошел на него, кенгуру разодрал ему всю спину, от плеча до бока, и тут Бесси как взвоет! Черт подери! Никогда не видел, чтобы собака так увлекалась драками и погоней. Но выражала она это только лаем.

– Мне нравится, как ты про нее рассказываешь, папа, – сказал я. Мне не терпелось послушать еще.

– Так вот, ты должен поступать, как она. Бороться, и бежать, и соревноваться, и скакать верхом, и кричать благим матом, пока наблюдаешь за другими. Забудь о своих ногах. Считай, что с этой минуты я о них забыл.

Глава тринадцатая

Каждое утро дети, которые жили дальше по нашей дороге, заходили к нам домой и на коляске отвозили меня в школу. Им нравилось это делать, потому что каждый по очереди мог прокатиться со мной в коляске.

Те, кто тащил коляску, гарцевали, подобно лошадям, а я кричал: «Гоп! Гоп!» – и размахивал над головой воображаемым кнутом.

Среди них были мой друг Джо Кармайкл, живший почти напротив нас, и Фредди Хоук, у которого все получалось лучше, чем у других, отчего он считался героем школы, а еще Ябеда Бронсон, всегда грозившийся нажаловаться, стоило кому-нибудь его ударить.

На нашей дороге жили две девочки; одну из них звали Элис Баркер. Все мальчишки в школе хотели с ней дружить, но ей нравился только Фредди Хоук. Второй была рослая девчонка по имени Мэгги Маллиган. Она знала три страшных бранных слова и выдавала их все сразу, если ее разозлить. Ей ничего не стоило надрать вам уши, и мне больше всего нравилось, когда мою коляску возила она, потому что я ее любил.

Иногда, когда мы играли в «брыкающихся лошадей», коляска опрокидывалась и Мэгги Маллиган, трижды выругавшись, поднимала меня и кричала остальным: «Эй! Помогите засунуть его обратно, пока кто-нибудь не пришел».

По спине у нее извивались две длинные рыжие косички, и иногда мальчишки в школе дразнили ее «Лисьим хвостом», а она в ответ пела: «Долгоносик-крыса стал от блох весь лысый».

Она никого не боялась из мальчишек; не боялась она и быков.

Однажды сбежавший бык Макдональда сцепился на дороге с каким-то чужим быком, и мы все остановились, с интересом наблюдая за их схваткой. Огромный бык Макдональда теснил чужака с дороги, пока не прижал его к дереву, а потом рогами пропорол ему бока. Чужой бык взревел и повернулся, намереваясь бежать. По задним ногам у него текла кровь, и он помчался по дороге прямо на нас, а бык Макдональда – за ним следом, на бегу нанося удары рогами.

Джо, Фредди и Ябеда метнулись к забору, но Мэгги Маллиган остановилась, не выпуская из рук ручку моей коляски. Она попыталась стащить ее на обочину, но не успела: проносясь мимо, разъяренный бык Макдональда задел коляску рогами, и та опрокинулась. Я вылетел из нее, но упал в густые заросли мягкого папоротника, и таким образом ни я, ни Мэгги не пострадали.

Однако колесо коляски погнулось, и Мэгги Маллиган взвалила меня на плечи и потащила домой. По пути она останавливалась передохнуть всего четыре раза – Джо и Фредди считали.

В школе мою коляску всегда ставили возле двери, и я заходил в классную комнату на костылях.

Школа размещалась в длинном каменном здании с высокими, узкими окнами, из которых, сидя за партой, ничего нельзя было увидеть. Подоконники, усыпанные крошками мела, были такой ширины, что окна образовывали своего рода ниши, в одной из которых стояла старая треснутая ваза с сухими цветами.

В противоположных концах класса висели две школьных доски.

Под каждой доской имелись полочки, на которых лежали кусочки мела, тряпки для протирки доски, угольники и линейки.

В стене между двумя досками расположился камин, набитый старыми классными журналами, а над камином висело изображение группы окровавленных солдат в красных мундирах. Все они смотрели куда-то вдаль с ружьями наперевес, а у их ног лежали неподвижные тела мертвых солдат. В центре группы на возвышении стоял какой-то человек, держа в руках знамя на длинном древке. Он что-то кричал и потрясал кулаком. Картина называлась «Стоять насмерть», но мисс Прингл не знала, где это они стоят. Мистер Такер говорил, что эта картина олицетворяет собой британский героизм в самом ярком его проявлении, и при этом постукивал по картине длинной указкой, чтобы мы поняли, что именно он имеет в виду.