Я умею прыгать через лужи

— Сейчас я объезжаю жеребчика, который здорово белки показывает. А уж если лошадь показывает белки, так, значит, любит лягаться, да так, что и у комара, кажется, могла бы глаз выбить. Эта животина принадлежит Брэди. И когда-нибудь она его убьет, помяни мое слово… Стой смирно! — крикнул он лошади, которая рванулась вперед, поджав круп. — Вот погляди только — так и норовит лягнуть. Я уже приучил его к узде, но вот когда придется запрячь его в линейку, то — бьюсь об заклад — он себя покажет: будет рвать и метать как бешеный.

Отец отошел от меня и, приблизившись к лошади, стал поглаживать ее по вздрагивавшей спине.

— Спокойно, спокойно, старина, — говорил он тихим голосом, и лошадь через минуту уже перестала волноваться и повернула голову, чтобы посмотреть на него. — Когда я буду приучать его к упряжи, то надену на него особый ремень, чтобы не брыкался, — продолжал отец. — А что он посмотрел на меня это ничего не значит.

— Папа, можно будет с тобой поехать, когда ты его запряжешь в бричку? — Спросил я.

— Что ж, пожалуй, — произнес он задумчиво, набивая трубку. — Ты мог бы помочь мне, если бы подержал ремень; да, ты очень помог бы мне, но… — тут он пальцем примял табак, — все же лучше мне разок-другой проехаться одному. Далеко я не поеду — это будет простая разминка. Но я хотел бы, чтобы ты посмотрел на него со стороны н, когда я проеду мимо тебя, сказал свое мнение о его пробежке. Это тебе часто придется делать — говорить мне свое мнение о них. У тебя есть чутье на лошадей, право, я не знаю никого, кто имел бы такое хорошее чутье…

— Я буду следить и рассказывать тебе! — воскликнул я, загоревшись желанием помочь отцу. — Буду смотреть на его ноги как проклятый. Я тебе все расскажу о том, как он шел. Я это сделаю с удовольствием.

— Знаю, — сказал отец, разжигая трубку. — Мне повезло, что у меня такой сын уродился.

— А как я уродился у тебя, папа? — спросил я, чтобы поддержать дружеский разговор.

— Твоя мать немного поносила тебя в себе, а затем ты появился на свет. Она говорила, что ты расцветал у нее под сердцем, как цветок.

— Как котята у Чернушки?

— Да, вроде того.

— Знаешь, мне это как-то неприятно…

— Да… — Он помолчал, посмотрел через дверь конюшни на заросли и сказал: — Мне тоже было неприятно, когда я впервые узнал об этом. Но потом я увидел, что это очень хорошо. Посмотри на жеребенка, когда он бежит рядом со своей матерью: он так и льнет к ней, так и прижимается, прямо на бегу. Отец, словно показывая, как это бывает, прижался к столбу. — Так вот, прежде чем жеребенок родился, мать носила его в себе. А когда он появится на свет, то он так и прыгает вокруг нее, словно просится назад. Это все очень хорошо — так мне кажется. Ведь это лучше, чем если бы тебя просто кто-нибудь принес и отдал матери. Если пораскинуть мозгами, то видишь, что все очень хорошо придумано.

— Да, мне тоже так кажется. — Я тут же, на ходу, изменил свое мнение: Я люблю жеребят.

Мне вдруг понравилось, что лошади носят своих жеребят в себе.

— Я не хотел бы, чтобы меня просто кто-нибудь принес, — сказал я.

— Нет, я тоже этого не хотел бы, — согласился отец.

Глава 12

Отец повез меня во двор и сказал, чтобы я смотрел, как он будет смазывать бричку.

— А ты знаешь, — спросил он, приподнимая колесо, — что в субботу будет пикник?

— Пикник? — воскликнул я; меня охватило волнение при одной только мысли о нашем ежегодном школьном празднике. — А мы поедем?

— Да.

Вдруг острая боль разочарования исказила мое лицо.

— Ведь бежать-то я не могу, — сказал я.

— Нет, — отрывисто произнес отец; резким движением он рванул приподнятое колесо и с минуту смотрел, как оно вертится. — Да это и не важно.

Но я знал, что это очень важно. Отец всегда твердил мне, что я должен стать хорошим бегуном и брать призы, как это делал он в свое время. Однако теперь я не смогу завоевывать призы, пока не выздоровлю, а это вряд ли произойдет до пикника.

Не желая огорчать отца, я сказал ему:

— Ничего! Наверно, я бы опять оглянулся назад.

Я был самым маленьким и самым юным участником состязаний по бегу на нашем ежегодном школьном пикнике, и устроители обычно принимали все меры, чтобы я пришел к финишу раньше моих более рослых старших соперников. Мне всегда давали на старте фору, хотя я, по правде говоря, не нуждался в этом преимуществе: я отлично бегал тогда, когда в этом не было особой надобности, но, поскольку я ни разу еще не выигрывал на соревнованиях, все старались помочь мне одержать победу.

Отец записывал меня на эти состязания с большой надеждой на успех. Накануне прошлогоднего пикника, когда я еще мог бегать, как другие мальчики, он подробно объяснил, что мне надлежит делать после выстрела из пистолета. Я с таким увлечением слушал его советы, что за завтраком он сказал:

— Сегодня Алан придет первым.

Для меня это было прорицанием оракула. Раз папа сказал, что я сегодня окажусь победителем, — значит, так оно и будет. Непременно будет. После завтрака, пока шли приготовления к отъезду, я стоял у калитки и сообщал о моей предстоящей победе всем, кто проезжал мимо нашего дома.