Он был высокого роста, с блестящей черной бородой и с непомерно длинными ногами. Когда он ходил, голова его покачивалась, а большие руки висели по бокам, чуть выставленные вперед. Отец как-то сказал, что он раскрывается, как трехфутовая складная линейка, но отец любил его и говорил, что мистер Маклеод — человек честный и умеет драться как тигр.
— Никто в округе не одолеет его, когда он в форме, — сказал отец. После нескольких кружек пива он готов сцепиться со всяким. Это крепкий, сильный человек с мягким сердцем, но уж если он кого стукнет как следует, тот надолго запомнит.
— Питер двадцать лет не ходил в церковь, — продолжал отец, — а котом пошел голосовать против того, чтобы пресвитерианцы объединились с методистами.
Как-то в Тураллу приехали миссионеры, и Питер, пропьянствовав целую неделю, решил стать новообращенным, но тут же прянул назад, как испуганная лошадь, узнав, что ему пришлось бы бросить пить и курить.
«Я пью и курю во славу божью вот уже сорок лет, — сказал он отцу. — И буду продолжать во славу божью».
— Таковы его отношения с богом, — заметил отец. — Не думаю, чтобы Маклеод особенно о нем раздумывал, когда возит бревна.
Заросли, о которых рассказывал Питер, казались мне волшебным местом, где между деревьями бесшумно прыгают кенгуру и опоссумы шуршат по ночам. Я часто думал о нетронутых дремучих зарослях, я слышал их зов. Питер называл их «девственные заросли» — лес, не знавший топора.
Но это было так далеко!
У Питера уходило два с половиной дня на то, чтобы добраться до лагеря лесорубов, и целую неделю он должен был спать рядом со своими дрогами.
— Хотел бы я быть на вашем месте, — сказал я ему.
Стоял сентябрь, школа была закрыта на неделю, и у меня были каникулы. Я поехал в своей коляске за упряжкой Питера: мне хотелось посмотреть его пятерых лошадей на водопое. Он отнес ведро двум коренникам, а я сидел и наблюдал за ним.
— Почему? — спросил он.
— Тогда я увидел бы девственные заросли.
— А ну, не торопись! — крикнул он лошади, обнюхивавшей ведро, которое он поднес к ее морде. Лошадь начала шумно пить.
— Я свезу тебя туда, — сказал Питер. — Мне нужен хороший парень в помощники. Я возьму тебя с собой, если только ты захочешь.
— Правда? — спросил я, не в силах скрыть волнение.
— Разумеется, — ответил он. — Узнай у своего старика, можно ли тебе поехать.
— Когда вы выезжаете?
— Завтра ровно в пять утра. Будь у моего дома к этому времени.
— Хорошо, мистер Маклеод, — сказал я. — Спасибо, мистер Маклеод. Я буду у вас в пять утра.
Дальнейшие подробности меня не интересовали. Я помчался домой со всей скоростью, на которую были способны мои руки.
Когда я рассказал отцу и матери, что мистер Маклеод обещал взять меня с собой в заросли, отец удивился, а мать спросила:
— Ты уверен, что он это серьезно, Алан?
— Да, да, — быстро ответил я. — Он хочет, чтобы я помогал ему. Мы настоящие товарищи. Он сам сказал это. Он велел мне спросить папу, можно ли мне поехать.
— Что он тебе говорил? — обратился ко мне отец.
— Он сказал, чтобы я был у его дома завтра в пять утра, если ты позволишь мне ехать.
Мать вопросительно посмотрела на отца, и он ответил на ее взгляд:
— Да, я знаю, но все это оправдается в конце концов.
— Не так страшна поездка, как пьянство и ругань, — сказала мать. — Ты сам знаешь, что бывает, когда люди живут подолгу в зарослях.
— Ругани и водки там будет сколько хочешь, — согласился отец. Сомневаться в этом не приходится. Но это ему не повредит. Как раз тот паренек, который никогда не видел пьяных, сам начинает пить, когда вырастает. То же самое и с руганью: мальчик, не слышавший сквернословия, став взрослым, ругается как извозчик.
Мать взглянула на меня и улыбнулась.
— Так ты собираешься покинуть нас, да? — заметила она.
— Только на неделю. — Я чувствовал себя виноватым. — А когда вернусь домой, все расскажу вам.
— Говорил мистер Маклеод что-нибудь насчет еды? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Что у тебя есть дома? — Отец посмотрел на мать.
— Кусок солонины к ужину.
— Положи его в сумку вместе с двумя караваями хлеба. Этого ему хватит. Чай у Питера будет.
— Мне надо выехать из дому в четыре, — сказал я. — Опаздывать нельзя.
— Я тебя разбужу, — пообещала мать.
— Помогай Питеру во всем, в чем сможешь, сынок, — сказал отец. Покажи, какова наша порода. Разжигай костер, пока он кормит лошадей. Ты многое можешь сделать.
— Я буду работать, — сказал я. — Еще как буду! Честное слово!
Матери не пришлось будить меня. Я услышал скрип половицы в коридоре, когда мать вышла из спальни. Вскочив с кровати, я зажег свечу. Было темно и холодно, и почему-то мне было не по себе.
Когда я вышел на кухню, мать уже разожгла печку и готовила мне завтрак. Я торопливо заковылял в комнату к Мэри и разбудил ее.
— Не забывай кормить птиц. Хорошо, Мэри? — попросил я. — Выпускай Пэта полетать впять часов. У опоссума много свежих листьев, но ты давай ему хлеб. Тебе придется поменять всем воду сегодня, потому что я забыл. Попугай любит чертополох, у нас за конюшней растет куст.
— Ладно, — пообещала она сонным голосом. — А который час?
— Без четверти четыре.