Я умер и переродился шаманом-травокуром (СИ)

У Богдана получалось куда лучше — проследив за нашими потугами всего пару часов, он уже на голову превзошёл моего ученика и с таким мастерством закрутил бедного Миколу по залу, что я только диву давался — почему этот разбойник ещё не выступает в театре.

Негодник сбился со счёта и запутался в ногах. Я не оставил это без внимания и отвесил ему очередной подзатыльник.

— Можешь лучше!

Ученик напряг мышцы и, крепко сжав челюсть, повёл нас вперёд и... Упал. Я обозлённо махнул руками и подошёл к отодвинутому в угол столу. На нём стоял графин с водой.

— Перестань так напрягать ноги, — я сделал аппетитный глоток и утёр губы рукавом. — Танец должен идти свободно, от всего сердца. Так меян учила... Не важно, кто.

Мальчишка потёр ушибленные места и вновь взялся за дело. В этот раз он двигался более уверенно, хотя любой бы заметил, что ему так же не доставало плавности...

Я сделал аккуратный шаг назад и повернулся влево, затем, превосходно отыгрывая дамскую роль, произвёл шаг другой ногой немного вперёд, и Габдулин немного отступил. Мы закружились в танце. Учитель и ученик. Мастер и подмастерье. Богдан, круживший где-то между нами, прихватил Миколу за спину и наклонил в дружеском порыве. Это были мастера бального танца. Получше всяких пустословов с мировой сцены.

Танец близился к концу. Всё шло превосходно. Парню хватило выносливости, и он даже почти что не вспотел. Ничто не отвлекало его от...

— Ой, а что это вы тут делаете? — показавшийся из окна трактирщик выпучил глазки.

Юноша покраснел, вырвался из моей хватки и выбежал из комнаты.

— Что-что — танцы. — Богдан пожал плечами и продолжил вытворять с Миколой красивейшие па...

Глава 23

Когда-то давно, в незапамятные времена, кто-то решил, что праздники — хорошая затея. Я с этим утверждением в корне не согласен...

Перед моим носом пробежала весело хихикающая парочка: одетая в жёлтое дама, в маске цапли, и её кавалер — невнятный субъект в маске барана. Женщина задела меня вихрем непослушных волос и даже не извинилась, а её так называемый «хахаль» и вовсе ничего не сказал — лишь икнул и на карачках побежал за ней. Баран и есть баран.

«Все эти сладкие парочки как одна похожи друг на друга: ужасно беззаботные и слишком уж жизнерадостные. Никто из них не хочет думать о завтрашнем дне, да и вообще — думать. Жизнь для них — сплошной момент, из которого надо клещами вытягивать наслаждение...»

Плотный поток людей стремился в конец тупиковой улицы — там, видимый ещё издалека, разросся в ширь особняк итальянского вида, покрытый бордовой черепицей. Из него уже доносился раздражающий гогот и звон бокалов.

Шли мы крайне медленно: у меня по-прежнему не было никакого желания идти на вечеринку. Стоило мне только подумать, как некий Юрий нежится в моей кровати в обнимку с каким-то низкородным чудищем — пропадал смысл жить. А если точнее — существовать. Другого варианта в теле шамана-травокура и быть не могло...

— Учитель, вы можете идти быстрее? — сопливый вьюнош, сгораемый от нетерпения, прикусил губу. Для него этот праздник значил намного больше, чем для меня. Вчера, перед тем, как завершить обучение вальсу, я спросил его, почему он так упорно пытается попасть на бал: ведь он знает, что женщина, которую он выбрал, мягко говоря, птица не его полёта. На что мальчик ответил мне, чуть ли не плача, что влюбился. Тогда все вопросы отпали сами собой, ведь я понял... Серёжа идиот.

— В чём, по-твоему, заключается смысл любви?

Паренька изрядно удивил мой неожиданный вопрос, но останавливаться он не стал: ему поскорее хотелось попасть на праздник.

— Наверное, — начал Габдулин, тяжело охая от того, что мы начали подниматься в гору. — Готовность пожертвовать самым дорогим ради любви, пусть даже и собой... Почему вы смеётесь?

Я постарался скорчить как можно более серьёзную мину — соразмерно изречению.

— Серёжа, люди эгоисты, все до одного. Кому какое дело до проблем другого человека...

— Я с вами, ик, в корне не согласен, ик! — перед моим носом возник непонятный боров в маске мыши. Он вёл под ручку тонкокостную принцесску в маске медведя. — Не все люди — такие, как вы! — на этом альтруист двухметрового роста со мной распрощался и, подхватив свою медвежью писклю на руки, начал активно подниматься с ней наверх.

Мы нагнали его спустя пять минут, когда притопали к возникшей перед входом в особняк очереди — проверяли пропуска.

— Эй, — кто-то очень наглый ткнул меня под лопатку. — Это не на вас выписан гончий лист банка Ватичелли? За вашу голову обещают десять тысяч рублей... Поостереглись бы ходить на людные мероприятия.

Я повернулся.

— Как вы меня узнали?

— Видел на балу у Разумовского... Ну, и на вас нет маски.

«Точно!» — я хлопнул себе по лбу.

Люди из очереди с пониманием улыбнулись: видимо, они подумали, что я так напился перед приездом, что забыл напялить на себя маску.

Мой ученик, доселе витавший в грёзах, мгновенно проснулся ото сна и со страхом ощупал своё лицо на предмет нахождения на нём чего-либо, напоминающего маску. Как и ожидалось, такового не нашлось.

— Учитель, вы забыли наши маски!