Я умру завтра

- Я за тобой, - снова послышался первый голос, и оба спрыгнули в воду. Продолжая сидеть под настилом, я смотрел, как они плыли к яхтам. Джонни не потерял присутствия духа и сдаваться не собирался. Звуки полицейских сирен приближались. Одна машина направлялась прямо к пирсу, словно зная дорогу, а вторая следовала за ней. Усмехнувшись про себя, я добрался до поперечной распорки и залез на нее. Отсюда было легко появиться на месте действия.

На краю пирса сидел Джонни, притулившись на корточках рядом с упаковочным ящиком в позе человека, готового мгновенно вскочить и убежать. Джонни подтянул к себе ящик, одна стенка которого составляла примерно два квадратных фута, но когда я сказал ему "Привет, парень!", он так стремительно выпрямился, что выронил его; но в любом случае он должен был выпустить ящик из рук, чтобы достать свою пушку.

Он почти вытащил ее, когда я дал ему по носу. Затем еще раз врезал жестким боковым ударом, и он с хрипом выдохнул воздух из легких. Его развернуло на месте, он споткнулся о ящик, а когда я сделал шаг вперед, он попытался нанести удар ногой. Я ушел в сторону, подставив под удар бедро, и поймал его руку в захват. Из горла у него вырвался вопль. Он снова попытался схватиться за пушку, когда рука пошла на слом. Отчаянно рванувшись от дикой боли, он высвободился и здоровой рукой вытащил пистолет. Пуля свистнула у меня над головой, но я успел нырнуть ему в ноги, перехватил кисть и вывернул ее к затылку; пытаясь вырваться, он в последний раз нажал на спусковой крючок. В его глазах мелькнул ужас, когда он взглянул на меня, потом они закатились и помутнели.

Сирена взвыла совсем рядом и, когда машина вывернула из-за угла, смолкла. Взвизгнули по асфальту из-за резкого тормоза колеса; машина остановилась, и красная мигалка на крыше погасла. С противоположной от шофера стороны открылась дверца и застыла в таком положении, словно водитель к чему-то прислушивался. Затем он выполз, маленький человечек с большим револьвером.

- Джонни? - позвал он.

Он кинулся бегом, двигаясь легко и бесшумно, как индеец. И я уже был готов поднять револьвер Джонни, как он оказался рядом.

- Ты, значит, - сказал сержант Гонсалес. Увидев ящик, он растянул губы в ухмылке и продемонстрировал мне дырку на конце ствола. Я сделал последнюю отчаянную попытку дотянуться до револьвера Джонни, как раздался грохот выстрела. Я сжался в ожидании пули, но ничего не произошло. Открыв глаза, я снова увидел Гонсалеса. Кто-то, устроившийся на стреле причального крана, подцепил тело Гонсалеса за воротник, и оно болталось в воздухе.

В темноте я не разобрал, откуда шел голос, но я его узнал.

- Тебе стоило бы быть повнимательнее, сынок, - пожурил он меня.

Я понял, что револьвер, который держал обладатель голоса, скользнул за пояс.

- У тебя есть тридцать секунд. Не более. Ты можешь все успеть и добраться до его машины. В которой он был. Тот коп... он работал с Кули. Потом Кули его бросил. И он переметнулся к Ренцо. Тебе бы лучше поторопиться, парень.

Вторая сирена была отчетливо слышна.

- Берегите себя, - сказал я. - И спасибо.

- Ясное дело, малыш. Продажных копов я не люблю еще больше, чем жуликов.

Я побежал к машине, влез в нее и захлопнул дверцу. Позади что-то шлепнулось в воду; ящик в два квадратных фута секунду еще держался на поверхности, а потом перевернулся и исчез из виду. Не включая фар, я развернулся в ту улицу, что привела меня сюда, и поехал в сторону города. Миновав землечерпалку, я остановился, тщательно протер рулевое колесо и ручку переключения скоростей, после чего вылез из машины.

Занимался рассвет. Еще час, и наступит утро. Пешком я добрался до свалки на задах конторы Гордона, отыскал помятую машину с хорошо сохранившимся сиденьем, устроился на нем и провалился в сон.

Утро, день, вечер. Первое и второе я проспал и с трудом пришел в себя лишь в вечерних сумерках. Забившись поглубже в машину, я принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Одежда моя высохла, но от сигарет осталась одна труха. Желудок сводило судорогой от голода; во рту пересохло. Я подождал еще час, затем перемахнул через забор и добрался до маленькой грязной закусочной, которую избегали все, кроме тех, кто с пушками шлялся по городу. Я взял яичницу с ветчиной, расплатился той мелочью, что еще у меня оставалась, взял пачку дешевых сигарет без фильтра и направился к двери. И тут взгляд мой упал на валявшуюся на столе газету.