Гарру, наконец, рассмеялся:
- Нет, не откусила, хотя и пыталась. Но я не дался. – И он обнял мою сестру, притянул к себе и стал целовать, сначала в губы, потом, стянув с нее безрукавку, все ниже и ниже…
Ная вырвалась, хотя и с заметной неохотой, поправила одежду и прикрикнула:
- Фу, бесстыдник! Мало тебе ночью было? – и я заметил на ее груди синяки, следы страсти Гарру, на которые до того не обратил внимания.
- Так что скажешь, Гарру, как тебе моя сестра? – спросил я. – Нелегко мне было вырастить такую!
- Уоми, твоя сестра лучше всех на свете! Легко догадаться, что она твоя сестра, ведь ты и сам лучше всех! – пошутил он.
- А тебе, Ная, как мой двоюродный брат? – в свою очередь, поинтересовалась Кунья. – Мне тоже было нелегко такого воспитать!
- Твой брат, Кунья, выше всяких похвал, я уже говорила! – и она прижалась к Гарру и погладила его рукой по груди и животу, а тот перехватил ее руку, прижал к лицу и начал целовать ладонь и пальцы. Кунья посмотрела на меня, а я – на нее, эта ласка выглядела у них совершенно так же, как у нас с Куньей.
- Брат Гарру, - сказал я. – Скоро тронется лед, и, как только спадет вода, мы поплывем на север, к Большой Воде. Ты как – с нами, или, может, дома теперь останешься, с женой?
- Конечно, с вами, Уоми! С Наей вместе!
- Тогда живите пока, до похода, у нас – места хватит, а свою хижину построите уже после возвращения.
- Как – у вас, Уоми? Я думал, вы нас только на одну ночь пустили! Мы бы пока, до отъезда, шалаш построили… Мы же вам будем мешать!
- Зачем же вам строить шалаш, Гарру? Вы нам не помешаете, как, наверное, и мы вам. Ты уже познакомился с моей сестрой, и понимаешь, что смутить ее чем-то просто невозможно. И мою Кунью, твою двоюродную сестренку, тоже не смутишь ничем. Ну, а мы – мужчины, нам смущаться вообще не положено! – я засмеялся.
Гарру, в противоположность тому, что я только что сказал, смутился.
- Что ты, Уоми, можем ли мы так пользоваться твоей добротой?
- Почему ты думаешь, что это доброта, Гарру? Может, это выгода?
- Какая же, Уоми?
- Буду присматривать за тобой, чтобы ты не сбежал, пока не заплатишь выкуп!
Все расхохотались, и так, за разговорами, время бежало незаметно. Наконец, уже ближе к вечеру, мы все, вчетвером, вышли пройтись и направились к реке. Подойдя к берегу, я обратил внимание на то, что лед потемнел, и на нем появились трещины.
- Ну, друзья, посмотрите! До начала нашего путешествия осталось не так уж много времени! Через несколько дней лед вскроется. Куррумба, мать всех лебедей, поведет свой народ на север. А потом и мы за ней!
* * *
В тот же вечер мы с Куньей перебрались в свою хижину, которую теперь делили с нами Ная и Гарру. Кунья и Ная совершенно не стеснялись расхаживать по дому голыми, и я быстро привык к этому, с удовольствием глядя на них, и только Гарру некоторое время стеснялся, и, взглянув на обнаженную Кунью, отводил глаза.
- Что, братик Гарру, глаза прячешь? - подшучивала над ним моя жена. – Разве на меня не приятно посмотреть?
- Очень приятно, Кунья! – Гарру не знал, куда ему деваться. – Но моя Ная лучше…
- Разве я спорю? А Уоми что скажет?
- Катюша, ты – самая лучшая! – мы уже поделились с Наей и Гарру секретом нового имени Куньи, хотя, конечно, не рассказали, где и почему я ее так назвал.
- Ну вот, - прикидывалась Кунья разочарованной, - я думала, может, ты хоть Наю похвалишь – сестра, как-никак, а ты все на меня не налюбуешься…
Вечером мы не стали ярко разжигать очаг – было довольно тепло, а улеглись попарно по разные его стороны, обнимая своих подруг. Мы с Куньей, как супруги со стажем, насытились друг другом довольно скоро, зато с другой стороны очага долго еще доносились шорохи, поцелуи, шепот и другие звуки. Мы, не дожидаясь окончания представления, крепко обнявшись, уснули.
Утром, когда я проснулся, Кунья посапывала, уткнувшись носиком в мою подмышку, и закинув на меня ногу. Я осторожно заглянул на другую сторону очага – там еще крепко спали. Тогда я стал тихонько поглаживать Кунью по спине, груди и животу, и, стоило только моей руке спуститься пониже и коснуться рыжего пушка, как она вздрогнула и тотчас открыла глаза. Обхватив меня руками, она начала целовать мои губы, шею, грудь, живот, спускаясь все ниже, и я, выбрав меньшее зло, легко поднял ее тело за бедра и положил на себя. Когда через полчаса мы, вполне счастливые, заняли прежнее положение, проснулись, наконец, Ная и Гарру. Ная вскочила, разумеется, без одежды, и начала раздувать очаг, а Гарру, быстро одевшись, стал проверять оружие, чтобы идти на охоту со всеми.
Как только жареное мясо слегка согрелось, мы с Куньей тоже подсели к очагу, и все вчетвером дружно принялись за еду. Потом Гарру ушел, а Ная уселась нарезать ремни из шкур оленей, которых добыли вчера.
- Долго же вы вчера спать мешали, - шутливо пожаловался я, надевая штаны. – А что ты делаешь, сестра?
- Видишь, ремешки режу. Карась попросил помочь – много ремней ему надо на рукоятки кинжалов. Что, у всех мужчин теперь будут такие кинжалы, как у тебя?
- Да. Дабу разрешил, наконец. И я еще кое-что придумал.