Я в порядке, и ты тоже

Однако, когда она жаловалась на Мэтта, я порой поддразнивала ее, говоря, что большинство замужних женщин отдали бы свою левую ногу за то, чтобы иметь такого супруга, как он. Может быть, это удерживало Дженни от того, чтобы открыться мне и рассказать об их трудностях. Или, может быть, ей казалось, что я не отступлюсь от своего представления о нем, как об идеальном муже – что, должна признаться, было похоже на правду, – и не захочу разрушить эту иллюзию.

Я пыталась думать о других вещах, которые могла бы сделать. Когда она обсуждала свой эндометриоз, который иногда на несколько дней лишал ее сил, я, возможно, пренебрежительно отзывалась о болеутоляющих препаратах. Я не помню, чтобы говорила нечто подобное, но я не могла с уверенностью сказать, что не делала этого.

И это сводило меня с ума.

Но даже когда я мучилась из-за того, что я, возможно, сказала или сделала, я продолжала спрашивать себя, что еще я могла бы сделать, в частности в своей семье. Я отнюдь не сомневалась в том, что пришло время стать более честной по отношению к Санджею. Но что это означает? Пойти к семейному психологу и выговориться? Я знала, что его покоробило бы от такого предложения. Среди друзей его родителей было много психологов или психиатров, и, по словам Санджея, званые ужины в их домах часто оставляли такое ощущение, словно гости ели, лежа на кушетке у Фрейда. Вероятно, Санджей уступил бы, если бы я поднажала, но у меня не было такого желания. Да и самой мне тоже не слишком хотелось этого.

Тогда что? Заставить его выслушивать скучный перечень жалоб и просьб? Начать разглагольствовать так же, как я сделала это в машине, по пути на панихиду по Дженни? Может быть, подумала я, мне следует махнуть на все рукой?

За несколько минут до того, как разбудить Санджея, я встала с кровати и прошла на кухню за водой. Я стояла у раковины, осушая стакан. В окошко над раковиной эффектно моргало ночное небо, освещаемое огнями рекламы. Я моргнула ему в ответ, и через несколько секунд звезды затуманились, и по моему лицу потекли слезы.

Один или два раза мы с Дженни разговаривали о жизни после смерти. Мы сходились в том, что важнее быть хорошим человеком, живущим здесь и сейчас, чем средством для накопления своеобразного кармического актива. Никто из нас не верил в призраков или духов. Конечно, наши тогдашние рассуждения были просто умозрительными. Последним из моих умерших знакомых был семидесятивосьмилетний офисный клерк, который работал на первом этаже в холле.

Но теперь она снова была рядом и шептала мне на ухо: «Измени свою жизнь».

Я протерла глаза. Потом сказала вслух: «Хорошо». Потому что, по крайней мере, знала, что делать.

Когда я стала страдать от того, что за время учебы в колледже набрала лишние двадцать фунтов, я начала проходить пешком три мили в день. За пару месяцев я сбросила вес. Поняв, что я выполняю большую часть работы за своих старых руководителей в журнале Hudson, я составила сводную таблицу задач и достижений и потребовала возмутительного повышения по службе. Я получила его. И хотя большинству сотрудников казалось, что я просто амбициозный человек, я тогда была ребенком, похожим на торнадо, оставлявшим после себя беспорядочные следы. После ухода матери мне пришлось, по необходимости, научиться убирать, готовить и отслеживать, что и как должно быть сделано.

Все было просто: ты ставишь перед собой цель. Ты составляешь план. Потом – и это было самое интересное – ты следуешь своему плану. Говоря словами Иоланды, не могла ли я применить этот «набор навыков» к своему браку?

Я вернулась в спальню, чтобы поделиться своим открытием с Санджеем. Теперь он, опершись на локоть, искоса поглядывал на меня при тусклом свете лампы.

– На панихиде по Дженни я поняла, что у нас с тобой не все в порядке, – сказала я, все еще немного задыхаясь после стремительного подъема по лестнице. – Наши отношения испортились некоторое время тому назад.

Внезапно он по-настоящему проснулся.

– Что?

– Нам нужно спасать наш брак, – сказала я.

Судя по его взгляду, можно было бы подумать, что я только что намекнула ему на полигамию.

– Я не подозревал, что мы должны охранять наш брак.

– Не пытайся увести разговор в сторону, жонглируя словами.

На его губах появилась улыбка.

– Санджей, – сказала я, – я говорю серьезно.

Смирившись, он рывком сел на кровати. Перед сном он ел мороженое, и теперь его капли на майке превратились в чернильное пятно Роршаха[8]. Я была почти уверена, что оно похоже на мужчину средних лет, ставшего жертвой врожденной неряшливости.

– Ох, Пенни, – сказал Санджей. – Я понимаю, что то, что поведал тебе Мэтт об их браке, вероятно, разъедает тебе душу. Но они – не мы. Мы – не они. Ты это понимаешь, верно?

Я покачала головой.

– У нас те же проблемы, что были у них.

Он осторожно взглянул на меня.

– И что это за проблемы?

– Мы притворялись, что в нашем браке все прекрасно. По крайней мере, я притворялась.

– Э-э-э, – сказал он. – Я понимаю, что в последнее время между нами возникло какое-то напряжение…