Я в степени n

Я увидел ее на выпускном вечере сестры компаньона, куда очень не хотел идти. Какую-то хрень она показывала со своей институтской командой КВН. Ну, показывала и показывала, ничего особенного. Но посмотрел на нее пару раз и решил вдруг – она будет моей. То есть не будет, а уже есть: именно в ту секунду, когда решил, и стала. Не как у этих хлюпиков, моих фальшивых братьев: любит – не любит… Моя, и точка! А почему я, кстати, так решил? Честно, не знаю. Полюбил, наверное. Химия, биология, стоматология… Никогда со мной не было больше такого – ни до, ни после… У каждого Ахиллеса есть своя уязвимая пятка. Видимо, это природе для равновесия нужно, а иначе Ахиллесы таких делов наворотят, что ни одна природа не выдержит.

После выступления я взял Аньку за шкирован и потащил в кабак. Она пыталась отказываться, пищала чего-то невразумительное. Но мне разве откажешь?.. Правда, местом второго свидания она назначила зоопарк. Да, был и у меня свой зоопарк… Все очень похоже, как у этих хлюпиков. Вспоминать противно. Гормоны проклятые, бежать, бежать мне надо было от нее без оглядки! А я размяк, поплыл – ком в горле, бухающее под ребрами сердце, печально глядящий нам вслед слон… Ну ладно, прошлое не воротишь. Зато, выйдя из зоопарка, я взял себя в руки и начал действовать по стандартной схеме. Завалил подарками и цветами, окружил вниманием, выполнял любые ее прихоти. Но Анька ведь – реально сумасшедшая, и прихоти у нее ненормальные. Шмотки, камни, золотишко – все отвергала, ей артисткой захотелось стать. Хорошо, пожалуйста, тем более что девушка – реально небесталанная. Поднял все связи, забашлял денег, сняли в одной рекламе сначала, потом в клипе, в кинишке каком-то занюханном – и пошло-поехало. Между прочим, она довольно известной актрисой стала, морда узнаваемая, хотя и значительно потускневшая в последнее время. Разбитных мамочек играть начала, скоро на комических старух перейдет. Но это неважно. Важно, что я ее в себя все-таки влюбил. По-настоящему. А хуже любви может быть только взаимная любовь. Тут уж мозгов совсем не остается. Признался я ей, что не деляга оборотистый, как она думала, а офицер с Лубянки. Даже с начальством не посоветовался, взыскание потом за это получил и капитана на год позже, чем мог бы.

Реакция этой дуры была абсолютно парадоксальной.

– Ой, Витенька, бедненький, – запричитала она, рыдая. – Как же тебе тяжело! Ты же такой хороший, а они стукачом тебя сделали…

– Каким стукачом? – удивился я. – Я офицер, задание у меня такое просто.

– Нет, не офицер, офицеры в форме ходят, у меня папа офицер, я знаю. А стукачи на друзей доносы пишут.

– Да не друзья они мне, подонки они. Ты что, сама не видишь?

– Вижу, а все равно…

В общем, отказалась она замуж выходить, пока не снимут меня с задания. Вот наденешь форму, будешь на службе, как все нормальные люди, тогда… Безумие, чистое безумие, но мягкий я тогда стал, податливый…. Заразился. Честно говоря, мне и самому обрыдло видеть все время вокруг себя жуликоватые рожи. Пошел к начальству, попросился. Про Анькино желание, конечно, ничего не сказал – мотивировал моральной усталостью от окружавших меня негодяев. Начальство сильно удивилось – любой молодой сотрудник мечтал и Родине служить, и в деньгах купаться одновременно. Но порыв мой, как им тогда казалось, искренний, оценили. Прикомандировали к зарождающейся в то время налоговой полиции. Не Лубянка, но все-таки… Аньку это устроило. И партнеров моих по банку устроило. Тогда такие перескоки были в порядке вещей: сегодня мошенник, завтра – в налоговой сидишь, уполномоченным от банды, с которой вчера деньги тырил. Так что никто не удивился. Рады даже были мои валютчики с мехмата, что свой человек у них в налоговой появился. И начальство было радо, что я связь с ними не потерял. И Анька. И я… Все были рады и весело отгуляли на нашей странной свадьбе, где половина гостей состояла из моих конторских сослуживцев, а другая половина – из сослуживцев по банку. Банковские чувствовали себя королями, вели себя шумно и снисходительно похлопывали присмиревших от роскоши конторских по плечам. Я смотрел на несправедливый расклад, сжимал от злости кулаки, но точно знал – ненадолго это, очень ненадолго, скоро масть козырей поменяется…

* * *