Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Что мы, говоря о реализации желания, можем иметь в виду? Похоже, Вы не вполне уяснили тот факт, что реализация предполагает реальность и что речь здесь может идти поэтому лишь о реализации метафорической, иллюзорной. Здесь, как и в случае любого галлюцинаторного удовлетворения, о месте функции желания приходится говорить в форме очень проблематичной. Что такое вообще желание, если оно представляет собой источник галлюцинации, иллюзии, то есть способа удовлетворения, который удовлетворению прямо противоположен? Если мы дадим термину желание функциональное определение, если станем рассматривать его как напряжение, возникающее в цикле поведенческой реализации, независимо от характера этого последнего, если мы впишем его в биологический цикл, то желание всегда стремится у нас к удовлетворению реальному. Если же оно довольствуется удовлетворением галлюцинаторным, то это свидетельствует о существовании другого регистра. Желание удовлетворяется вовсе не там, где ждет настоящее удовлетворение. Оно является истоком, фундаментальным началом фантазма как такового. Мы являемся здесь свидетелями иного, не ориентированного на какую бы то ни было объективность порядка, который со всеми вопросами, поставленными в регистре воображаемого, определяется самостоятельно.

Валабрега: — Вот почему Фрейд пользуется понятием маскировки; вот почему, высказав свое первое положение, сновидение представляет собой реализацию желания, он тут же берет на вооружение представление о желании как реализации замаскированной. Тем не менее реализация эта вполне реальна, только реализована она в скрытой, замаскированной форме.

Термин маскировка является лишь метафорой, оставляющей незатронутым вопрос о том, что же, собственно, в случае символического удовлетворения оказывается удовлетворено. Действительно, существуют желания, единственное удовлетворение которых состоит в том факте, что их признают, то есть в них сознаются. У птицы, которая в результате маневров противника уступила, наконец, ему право на своего партнера, начинают порою лосниться ухоженные перья, что является эктопией брачной игры. В этом случае позволительно говорить о подключении к другой цепи, что может вызвать цикл превращений, формирующих образ замещенного удовлетворения. Можно ли считать символическое удовлетворение явлением того же порядка? Все дело в этом. И понятие маскировки нисколько не помогает нам в этом разобраться.

Что касается другого термина, которого вы только что коснулись, желания спать, то это, разумеется, чрезвычайно важно. Неслучайно в последней главе той части своей книги, что посвящена выработке сновидения, главе, где речь идет о вмешательстве в сновидение эго как такового, Фрейд особо указывает на связь этого желания со вторичной обработкой.

Я полагаю, что здесь есть две вещи, которые путать не следует. Есть потребность поддерживать сон в течение какого-то времени, потребность, обеспечивающая продолжительность сна, оберегая его от всех внешних и внутренних возбуждений, которые в принципе могли бы его нарушить. Рождается ли эта потребность именно в собственном Я, имеет ли она отношение к той бдительности, которое это последнее проявляет, чтобы состояние сна защитить? Да, это действительно одно из обнаружений присутствия собственного Я в сновидении, но далеко не единственное. Вспомните хорошенько главу, на которую Вы ссылаетесь — именно там впервые появляется у Фрейда понятие о бессознательном фантазме. Все, что относится к регистру собственного Я как инстанции бодрствующей происходит на уровне вторичной обработки, но Фрейд не может отделить ее от фантазматической функции, в которую это Я интегрировано. Перед нами чрезвычайно нюансированная серия сопоставлений, целью которых является проведение различия между фантазмом, сновидением и грезами наяву; причем в определенный момент роли, по закону своего рода зеркального отражения, меняются. Греза наяву в том виде, в котором возникает она на уровне собственного Я, представляет собой воображаемое, иллюзорное удовлетворение желания; ее функция узко локализована, она, как только что выразилась м-ль Рамну, лежит на поверхности. Какова же связь между этой грезой Я наяву и другой, располагающейся в ином месте, подавленной? Здесь впервые появляется у Фрейда понятие бессознательного фантазма. Я

объясняю вам, насколько сложным желание остаться спящим является в действительности.